Еврейки Мэрилин Монро

Они держали её за руки на съёмках – и дико раздражали режиссёров. Как две еврейки 15 лет вели Мэрилин Монро к мировой славе.

«Мэрилин пришла ко мне, когда была некрасива и жила, словно в ракушке», – рассказывала Наташа Лайтесс о первой встрече с будущей звездой Голливуда. Впрочем, к моменту их знакомства в 1948-м дела у самой Наташи шли немногим лучше. Немецкая еврейка, урожденная Постманн, она сбежала из нацистской Германии вслед за своим учителем – театральным режиссером Максом Рейхардтом. Тот успел поставить в Голливуде киноверсию «Сна в летнюю ночь» и вскоре умер. Наташа же сыграла несколько небольших ролей, но была удостоена лишь благосклонной реакции нескольких критиков на ее работу в фильме «Однажды в медовый месяц». «Актриса сияет ясным и острым блеском в крошечной роли еврейской горничной», – написал о Лайтесс критик The New York Times. Это стало верхом ее актерской карьеры в Голливуде – других режиссеров не устраивали либо ее немецкий акцент, либо «неженственная» внешность.

Распрощавшись с мечтами об актерской славе, Наташа согласилась на позицию педагога по сценическому мастерству в кинокомпании Columbia Pictures. Но то ли подход Наташи был слишком жесток, то ли к ней посылали самых безнадежных актеров – никто из ее подопечных в киноиндустрии надолго не задерживался. Поначалу казалось, что нет шанса и у Монро. «Она не умела говорить, вот буквально не знала, как открывать рот, – вспоминала позже Наташа. – Она боялась всего. У нее было детское лицо с растрепанными волосами. Это было необычное зрелище. И с другой стороны, ее движения и тело были очень женственными. Как будто две разные персоны».

На ту первую встречу Монро умудрилась опоздать на час. Лайтесс рассматривала её – и ее вызывающее красное платье – с плохо скрываемым презрением. Это лишь усилило мандраж молоденькой актрисы: слабым голосом Монро поведала, что хочет стать «настоящей актрисой», а не появляться на экранах в купальниках. В ответ она услышала про «систему Станиславского», «сильнейшую русскую театральную школу» – и про то, как она, Мэрилин Монро, от всего этого крайне далека. «Наташа безжалостно свергла меня с воздвигнутого ею же пьедестала, швырнув обратно на землю, в густую, чавкающую под ногами грязь. Она утверждала, что я абсолютная неумёха. Сырой, никчёмный материал», – рассказывала позже сама Мэрилин.

Естественно, все закончилось рыданиями Монро. И то ли они тронули Наташу, то ли на них и был ее изначальный расчет, но она обняла Мэрилин, утешила и заверила, что будет заботиться о ней, как о родной дочери. Свое обещание она сдержала: с того дня Наташа на долгие годы стала для Монро матерью-наседкой, контролировавшей каждый шаг актрисы. Причем не только не съемочной площадке. Днем они вместе оттачивали грациозную пластику и сценическую речь, вечером – читали составленный Наташей список литературы. В основном русской. Монро позже признавалась, что наставница открыла для нее «Братьев Карамазовых» – и ее навсегда пленил гениальный образ Грушеньки.

Уже через несколько месяцев Наташа выбила для Монро ее первую главную роль – пусть и в малобюджетном мюзикле «Хористки». Актриса сыграла девушку из хора, за которой ухаживает богатый парень. Фильм не имел большого успеха, но Монро была в нем очаровательна – особенно когда пела с главным героем картины две незатейливые песенки: «Все знают, что я тебя люблю» и «Каждой крошке нужен папа». Актрису заметил известный американский импресарио Джонни Хайд – под таким псевдонимом работал в США еврей из Российской империи Иван Хайдабура. Вскоре он ушел от третьей жены, перевез Мэрилин Монро к себе – и плотно занялся ее карьерой. Хайд даже неоднократно предлагал девушке, которая была младше его на 31 год, жениться – но та все время отказывалась. Зато с благодарностью она принимала все новые и новые контракты, которые на разных киностудиях выбивал для нее Хайд. С одним-единственным условием: на съемочной площадке с ней всегда будет Наташа Лайтесс.

Лайтесс не отходила от нее на съемочной площадке ни на шаг. Порой даже держала ее за руку, пока в кадре было лишь лицо актрисы. Это придавало актрисе смелости и уверенности в себе. Многие режиссеры впоследствии вспоминали, как Монро постоянно спрашивала их: «Может ли Наташа быть еще ближе?» Их труд не остался незамеченным – после успеха фильмов «Асфальтовые джунгли» и «Всё о Еве» Хайду в конце 1950 года удалось обеспечить Монро – а заодно и Наташе – выгодный семилетний контракт с киностудией 20^th Century Fox.

Но буквально через несколько дней после этого Хайд умер от сердечного приступа. Наследники выгнали Монро из его дома – и она пришла к Наташе. Та с радостью приютила актрису – а вскоре первой заметила, что у Монро депрессия. «Она постоянно взвешивалась и с апатичным лицом накладывала на себя разный макияж, – рассказывала Наташа о днях под одной крышей с будущей звездой. – Однажды я работала в студии и неожиданно, я даже не знаю почему, почувствовала, что должна пойти домой». Она нашла Монро в постели. Лицо актрисы было бледным, щеки распухли. «Я начала ее тормошить и спрашивать, что случилось, – делилась Наташа. – Увидев ее заторможенную реакцию, я испугалась и сильно шлепнула ее по лицу. Ее рот открылся – он был полон зеленых пилюль. Я осторожно вытащила их одну за другой». Выяснилось, что Монро хотела покончить с собой, остро переживая смерть Хайда.

Наташа решила вытаскивать Монро из депрессии с помощью работы – и у нее это получилось. В 1953 году фильм «Ниагара» окончательно закрепил за Монро статус секс-символа, а вышедшая вслед за этим музыкальная комедия «Джентльмены предпочитают блондинок» сделала актрису одной из самых востребованных в Голливуде. На этом пике карьеры Монро решила, что готова уехать от Наташи. Она переехала в Нью-Йорк и вскоре прислала своему педагогу телеграмму, что больше не нуждается в ее услугах.

Неизвестно, предшествовал ли такому разрыву отношений какой-либо скандал. Но факт остается: Монро словно вычеркнула Наташу из своей жизни. Отказывалась открывать ей дверь, не отвечала на ее звонки и даже пальцем не шевельнула, когда той не продлили контракт на студии 20^th Century Fox, хоть и знала, что Наташа тяжело больна и нуждается в деньгах. Наташа Лайтесс умерла в мае 1963 года, не дожив до своего 52-летия, но почти на целый год пережив свою самую талантливую ученицу.

Монро же, переехав в Нью-Йорк, быстро нашла другую еврейку, которая точно так же держала ее за руку на съемочной площадке. Ею стала Пола Страсберг – жена режиссера Ли Страсберга. Дело в том, что, уехав в Нью-Йорк, Монро вновь пошла учиться в Актерскую студию Ли Страсберга. Ничего удивительного в этом не было: школа Страсберга была местом притяжения для всех голливудских звезд – «Оскары», крайне быстро заработанные первыми учениками Страсберга, принесли ему репутацию кудесника. На переобучение к Страсбергу выстраивались очереди. Принимали, однако, далеко не всех, что только укрепляло имидж учреждения. Так, чтобы попасть в студию, Джеку Николсону пришлось пройти пять прослушиваний, Дастину Хоффману – шесть, а Харви Кейтел попал туда и вовсе с 12-й попытки. А ждать между попытками нужно было, между прочим, как минимум год. Монро отбор прошла – но вот заниматься вместе со всеми отказалась. Из-за стеснительности! В итоге Страсберг пригласил актрису на частные уроки в их с Полой дом. И вскоре Монро стала чуть ли не полноценным членом их семьи.

Режиссеры, работавшие с Монро, вскоре стали называть Полу «черной баронессой». Именно Пола теперь оценивала каждую сыгранную сцену. И без сомнения, прогресс был налицо – фильм «Принц и танцовщица» принес Монро множество национальных наград, роль в «Джазе только девушки» – «Золотой глобус» и мировую славу. Монро уже светила главная роль в «Завтраке у Тиффани», но в последний момент Трумен Капоте решил, что участие актрисы осложнит съемки. А если быть точнее, участие Полы. Женщина комментировала на съемочной площадке каждый чих, а еще все время твердила, что Монро – лучшая женщина на свете и что у нее больше поклонников, чем у Иисуса. Сама Монро благосклонно выслушивала эту лесть, но остальные только смеялись, а то и злились.

Коллеги Монро по сцене делились, что им никогда не удавалось поговорить с актрисой, потому что та все время общалась со Страсберг. Режиссера «В джазе только девушки» Билли Уайлдера, например, крайне раздражал тот факт, что Монро продолжала брать уроки актёрского мастерства и в ходе съёмок. Актриса сначала спрашивала мнение Полы по поводу снятой сцены, и только потом – мнение Уайлдера. В одном из эпизодов после команды «снято» Уайлдер в бешенстве соскочил со своего места и саркастически выкрикнул в адрес Страсберг: «Ну как тебе сцена, Пола?!» В общем, Пола Страсберг сводила с ума режиссеров – из-за нее те не хотели работать с Монро. Сама актриса при этом боготворила чету Страсберг. «Впервые я чувствую, что меня принимают не как фрика, а как саму себя», – повторяла она. Именно им Монро оставила большую часть наследства – это выяснилось после ее внезапной смерти в августе 1962 года.