Цветаева на ты

Цветаева дарила ему перстни, Вахтангов советовался по жизни. Он же развалил семью, потерял на фронте сына – но написал сотни хороших стихов. И стал учителем для Ахмадулиной и Евтушенко.

Его жизнь охватила почти весь бурный XX век – революции, войны, смена идеологий и надежд. Павел Антокольский активно поучаствовал во всем – надрывно пропустил все сквозь себя и отразил в стихотвореньях. Его наследие – это летопись эпохи: честная, глубокая – и зачастую трагическая.

Он родился 1 июля 1896 года в Санкт-Петербурге, но все детство провел в Вильно, оттуда была родом его большая еврейская семья. Из повальной местечковой бедности в люди выбились еще деды. Так, дед по отцу был виленским купцом второй гильдии. Один его сын – Лев Антокольский – стал известным художником, другой – Гершон Антокольский, как раз отец Павла, занимался торговлей и тоже никогда не бедствовал. В жены Гершон взял свою троюродную сестру – Ольгу Антокольскую.

Та была племянницей знаменитого скульптора Марка Антокольского – того самого «дерзкого еврея», чьи работы заприметил однажды император Николай II и который после не знал отбоя от заказчиков в России и Европе. Сестра Ольги тоже в итоге стала скульптором, да и сама Ольга, мать Павла, была девушкой образованной. Она закончила курсы Фридриха Фребеля, создателя понятия «детский сад», и детей своих – сына и трех дочерей – развивала в духе идеалистической философии. В общем, Павлик рос в окружении книг и в атмосфере глубоких размышлений, что позже, безусловно, отразилось в его творчестве.

Когда Павлу было восемь лет, семья переехала в Москву. Он поступил в частную гимназию и начал увлекаться театром и литературой. Позже мальчик по научению отца – на тот момент бывшего поверенным присяжного, поступил на юридический факультет Московского университета. Но вот его он так и не закончил – все перевесили занятия в Студенческой драматической студии, которой руководил Евгений Вахтангов. Павел все чаще начал играть на сцене – а еще писать пьесы, а вскоре и стихи.

В 1917 году юноша познакомился с Мариной Цветаевой. Между ними завязалась творческая, глубокая, иногда напряжённая дружба. Цветаева говорила о нём с восхищением: «Молодой мужской голос говорил стихи. Вот они: “И вот она, о ком мечтали деды...”». Они часто спорили, особенно о театре, но признавали друг в друге поэтов. В 1919 году Цветаева подарила «Павлику Антокольскому» немецкий чугунный перстень – чугунные розы на внутреннем золотом ободе. К перстню прилагались и стихи:

Дарю тебе железное кольцо:
Бессонницу – восторг – и безнадежность.
Чтоб не глядел ты девушкам в лицо,
Чтоб позабыл ты даже слово – нежность.

Вот талисман тебе от красных губ,
Вот первое звено в твоей кольчуге –
Чтоб в буре дней стоял один – как дуб,
Один – как Б-г в своем железном круге.

Но талисман не сработал. В том же 1919 году Антокольский женился на актрисе Наталии Щегловой. Вскоре у них родились дочь Наталья и сын Владимир. Но брак этот был несчастливым. Наталия вспоминала: «Он всегда нуждался в любви и вдохновении, а вдохновение часто приходило в образе другой женщины». «Возникает, колеблется, с воплем проносится мимо. И любимая женщина не уместилась в стихах...» – писал Антокольский. А в поэме «Циркачка» появляется образ женщины – символ свободы и недостижимости: «Циркачка, та, что летит сквозь вечер и в небе держит блестящий лук... Она – мой страх, мой светлый друг».

Уже через несколько лет после свадьбы Антокольский, на тот момент начавший официально работать в театре имени Вахтангова, влюбился в актрису Зою Бажанову. Вот как вспоминала об этом их коллега Мария Синельникова: «Это была зима 1921 года. Уже все знали, что Павлик и Зоя влюблены друг в друга. Она была прелестная, тоненькая, светлая, как статуэтка, изящная. Ну, а Павлик… Он врывался в аскетическую атмосферу нашей студии, как фейерверк! Фонтан фантазии бил и бил, как будто это не человек, а божество, которому дан такой дар волшебный. Я его первое время стеснялась, ну, во-первых, он был старше на несколько лет, а потом, он был уже в руководстве студии, Вахтангов относился к нему как к равному, советовался с ним».

К тому моменту Антокольский уже действительно написал несколько мощных пьес, поднявших его в глазах Вахтангова. Это были «Кукла Инфанты» и «Обручение во сне» – символистские, тонкие, насыщенные атмосферой раннего модерна. Шла в гору и его поэтическая карьера – в 1922 году свет увидел первый сборник его стихотворений. Он писал о Франсуа Вийоне, Робеспьере, обращался к образам, сквозь которые можно было говорить о современности. «Вийон смеется сквозь слезы, / Как смеется тот, кто уходит в ночь, / Зная, что его следы сотрутся с первым снегом». Его поэма «Робеспьер и Горгона» была трагедией об идее, которая пожирает своего носителя. Антокольский говорил о времени – но говорил через человека.

К концу 1920-х Антокольский окончательно ушел от жены к Зое Бажановой. Этот союз был зрелым и крепким. Причем Зоя всю жизнь поощряла его помогать первой семье, особенно детям. Зое он оставался верен до самой ее смерти. Да и после нее: «Все кончено. Но нет конца – концу. / Нет и начала нашему началу. / Но как тебе сегодня не к лицу, / Что ты вчера навеки замолчала».

Квартира Антокольского и Бажановой – ну, точнее, комната в коммуналке в Большом Лёвшинском переулке в Москве, стала местом встречи для многих поэтов и артистов. «Во время войны к Павлику и Зое приезжали с фронта поэты Евгений Долматовский, Михаил Матусовский, Николай Тихонов, Маргарита Алигер, – вспоминала писательница Анна Масс, дочь опального в СССР автора сценария фильма “Веселые ребята” Владимира Масса. – Останавливался и подолгу жил у них Александр Фадеев. Для всех находились тарелка супа, кусок хлеба, кружка кофе, матрас, раскладушка. Молодых поэтов Павлик любил “открывать”, помогал с выходом первой книжки, рекомендовал в Союз писателей». Так, он «продвинул» Александра Межирова, Михаила Луконина, Семена Гудзенко, Евгения Винокурова. «В годы ссылки моего отца, – писала Анна, – Антокольский был одним из тех, кто активно содействовал переводу его из Сибири в Горький, а в годы войны они некоторое время вместе руководили фронтовой театральной бригадой. Они всю жизнь были большими друзьями. Отцу нравились стихи Павлика, тяжеловатые, звонкие, как металл».

Великая Отечественная война наложила огромный отпечаток на его творчество. С ней была связана самая тяжёлая потеря в жизни Антокольского – гибель сына Владимира на фронте в 1943 году. Ответом стала поэма «Сын»: «Всё, что я мог тебе дать – это имя, тепло и дорогу. А ты ушёл – в снег, в мрак, в войну – и я не смог удержать Б-га». Эта поэма была удостоена Сталинской премии. Что счастья Антокольскому не принесло. Позже он напишет такие строки:

Мы все, лауреаты премий,
Вручённых в честь его,
Спокойно шедшие сквозь время,
Которое мертво;
Мы все, его однополчане,
Молчавшие, когда
Росла из нашего молчанья
Народная беда;
Таившиеся друг от друга,
Не спавшие ночей,
Когда из нашего же круга
Он делал палачей.

После этого его слово стало тише, глубже. Он писал не лозунги, а молитвы. Стихи обрели сдержанный лиризм и трагическую точность: «Кто пережил – тот знает: молчание – тоже речь. Оно и хранит, и карает. Оно – как внутренняя мечь». Когда Антокольскому звонили из Союза писателей с просьбой подписать очередной донос, он кричал: «Антокольский умер!» – и бросал трубку.

Это не могло пройти незамеченным. «После войны, когда началась государственная антисемитская кампания, Антокольский оказался в числе тех, кого причислили к “безродным космополитам”, – делилась Анна Масс. – Газеты, ещё недавно с восторгом писавшие о его трагической поэме “Сын”, теперь глумились над его стихами. Его перестали печатать, уволили из Литературного института, где он преподавал. О нём писали, что его стихи и поэмы проникнуты эстетством, упадничеством и пессимистическими настроениями, далёкими от борьбы и жизни советского народа».

Век свой Антокольский доживал грустно – особенно последние десять лет после того, как умерла Зоя Бажанова. К нему переселилась его бойкая дочь Наталья, которая радела за наследство, и вскоре перевезла туда и всю свою семью, и мать – первую жену Антокольского. «Она жалела его. Ей хотелось хоть как-то облегчить его быт. Но он ни о чём её не просил, а она была горда и боялась показаться навязчивой, – делилась Анна Масс. – Так они и жили, старик и старуха, расставшиеся полвека тому назад и вновь соединившиеся по прихоти судьбы. Встречались за кухонным столом, ели кашу, пили чай из засаленных кружек, а потом молча расходились». Антокольский ушёл из жизни в 1978 году. Но с нами продолжают говорить его стихи.