Юра от ума

Прославил декабристов – и Грибоедова. Да написал с десяток рассказов. Этого Юрию Тынянову хватило, чтобы стать одним из самых блестящих прозаиков ХХ века.

Юрий Тынянов был в СССР «писателем номер один» – и это звание принадлежит ему по праву не только в силу яркого таланта. «В литературных кругах его мнение считалось золотым, неоспоримым, – писал о нем Вениамин Каверин. – Когда был организован Союз писателей и мы получили подписанные Горьким билеты, Тынянову был вручен билет номер один – факт незначительный, но характерный».

«Друг юности и всей жизни» – эти слова Каверин вынес в заголовок процитированных воспоминаний о Тынянове. Писателей связывало двойное родство: Тынянов был женат на Елене, или Лии – сестре Каверина. Ну, а Каверин женился на Лидии – сестре Тынянова. Но еще раньше, чем с Вениамином, юный Юра Тынянов познакомился с его старшим братом Львом Зильбером. И тот, и другой появились на свет в 1894 году на западе Российской империи. Лев – в селе неподалеку от Новгорода, Юрий – в городе Режице, сегодня это латвийский город Резекне.

Отец Юрия Тынянова, Насон Аронович, был уважаемым в городе врачом. Все его звали Николаем Аркадьевичем, но Тынянов-старший оставался верен еврейским традициям. Он даже мечтал, чтобы его сын выучил древнееврейский, что было для семилетнего мальчика сущим кошмаром. «Горловая грамота, не похожая на человеческий язык», – высказывался Юрий Тынянов об этих уроках в своей автобиографии.

Мать писателя, Сора Хася Эпштейн, была совладелицей небольшого кожевенного завода. Семья жила в достатке. Тынянов-старший, помимо обычной практики, мог себе позволить бесплатно или почти бесплатно лечить американцев, то есть жителей самых нищих городских кварталов Режице – так называемой Америки. Врач не назначал цену и брал то, что пациенты давали сами, если у них была такая возможность. По окончании приема «он запускал руку в карман и осторожно, как бы нехотя, но с любопытством разворачивал бумажки, раскладывал на столе медяки; больные заворачивали монеты в бумажки. В бумажках попадались пуговицы, даже соль», – вспоминал об отце Юрий Тынянов.

В 1904 году будущий писатель начал учебу в псковской мужской гимназии, где познакомился и крепко подружился со своим ровесником Львом Зильбером. Гимназию Юрий окончил с серебряной медалью, которая позволила ему поступить в Петроградский университет в обход квоты на евреев. Тынянов, студент историко-филологического факультета, мечтал изучать историю литературы. Ему посчастливилось попасть на пушкинский семинар к Семену Венгерову –одному из крупнейших русских литературоведов. Венгеров высоко оценил доклад Тынянова о Кюхельбекере – позднее эта студенческая работа дорастет до знаменитой книги «Кюхля», которая не раз переиздавалась огромными тиражами в СССР и современной России.

В 1918 году Тынянов окончил университет. По рекомендации Венгерова его оставили на кафедре, где он начал преподавать историю русской литературы. Студенты его боготворили и ходили за ним по пятам. Мало того что вчерашний выпускник обладал энциклопедическими знаниями – он был прекрасным рассказчиком, который умел превратить обычную лекцию в захватывающее действо. «В нем не было ни тени ученого педантства, – писал о Тынянове Корней Чуковский. – Его ум, такой разнообразный и гибкий, мог каждую минуту взрываться целыми фейерверками экспромтов, эпиграмм, каламбуров, пародий и так свободно переходить от теоретических споров к анекдоту, к бытовому гротеску».

Тот же Чуковский сравнивал его с Ираклием Андрониковым: «На этом поприще у него был единственный соперник – Ираклий Андроников. Как и Андроников, он не просто копировал внешние особенности того или иного лица, но полностью перевоплощался в него – так что, когда он изображал, например, Пастернака, мне казалось, что даже пальцы, даже ресницы, даже уши становились у него пастернаковскими». Сам же Андроников считал Тынянова не соперником, а учителем. Он был потрясен, когда увидел, как Тынянов показывал исторических лиц. Считается, что именно тыняновскуюманеру Андроников подхватил и развил в своих знаменитых устных рассказах.

Ни в студенческие, ни в преподавательские годы Тынянов даже не помышлял о писательской карьере. Он думал сугубо о научной работе и хотел заниматься исследованиями русской литературы. Еще в 1918 году он вступил в ОПОЯЗ – объединение приверженцев формальной школы в литературоведении. Благодаря ОПОЯЗу он близко подружился с Виктором Шкловским и Борисом Эйхенбаумом. Но на преподавательскую ставку семью было не прокормить, и Тынянову волей-неволей приходилось брать дополнительную работу. Он устроился переводчиком во французский отдел Коминтерна, а потом его взяли корректором в ленинградский Госиздат. Там его однажды и попросили прочитать для сотрудников лекцию о Кюхельбекере, которая оказалась судьбоносной и для самого Тынянова, и для русской литературы.

На свою беду – а может, к счастью – Тынянов выбрал узкоспециальную тему, посвященную исключительно стилю Кюхельбекера-писателя. По воспоминаниям Чуковского, уставшие после работы слушатели встретили ее «сумрачно». Но когда Чуковский и Тынянов вместе возвращались домой после лекции, «Юрий Николаевич так художественно, с таким обилием живописных подробностей рассказал мне трагическую жизнь поэта, что я довольно наивно и, пожалуй, бестактно воскликнул: “Почему же вы не рассказали о Кюхле всего этого там, перед аудиторией? Ведь это взволновало бы всех”. Он насупился. Ему было неприятно при мысли, что Тынянов-художник может нанести хоть малейший ущерб Тынянову-ученому, автору теоретических книг и статей».

Буквально через несколько дней одно ленинградское издательство поручило Чуковскому наладить выпуск брошюр для школьников. Чуковский включил в план брошюру о Кюхельбекере за авторством Тынянова, о чем последний не имел ни малейшего понятия. Когда его поставили перед фактом, он хотел было отказаться, считая, что это отвлечет его от научных трудов. Но безденежье и необходимость кормить семью все же заставили его взяться за эту проходную, как он сначала считал, брошюру. Однако работа его увлекла, тем более что на тот момент он был, вероятно, лучшим специалистом по Кюхельбекеру в СССР. Тынянов сам не заметил, как за три недели вместо небольшой работы на 80 страниц написал целый роман на 300 с лишним.

Объем романа привел издательство в ужас, но Тынянов наотрез отказывался его сокращать. Чуковский пытался найти компромисс, но обе стороны были непреклонны. К счастью, один из редакторов все же решил прочитать принесенный гроссбух. Он пришел в полнейший восторг и, хоть и не без усилий, добился, чтобы его напечатали. Так увидел свет знаменитый роман «Кюхля», по сути, открывший Кюхельбекера заново. До Тынянова он был для многих безликой фигурой в тени Пушкина, его неприметным лицейским другоми участником декабрьского восстания на Сенатской. Тынянов же открыл его как самостоятельную, яркую, многогранную личность со сложной и трагичной судьбой.

Вдохновленный успехом «Кюхли», Тынянов взялся за вторую книгу, на этот раз о Грибоедове – «Смерть Вазир-Мухтара». Роман многие приняли еще более восторженно. «Я считаю “Смерть Вазир-Мухтара” лучшей книгой, чем “Кюхля”», – писал Виктор Шкловский. А Максим Горький после выхода книги сказал о Грибоедове: «Должно быть, он таков и был. А если и не был – теперь будет». Впрочем, эти восторги разделяли не все. И в современную Тынянову эпоху, и позднее его упрекали, что он переплетал в своих книгах исторические факты с собственными домыслами.

Автор действительно многое домысливал, пытаясь связать разрозненные документальные обрывки в единую картину. Что-то он гениально угадывал, как подтвердили позднейшие источники, что-то так и осталось недоказанным. Но суть даже не в этом. Если бы Тынянов писал научный труд, упреки, возможно, были бы и справедливы. Но он создавал художественное произведение, где экспериментировал с языком, портретом персонажа – исамим жанром романа.

Помимо науки и литературы, Тынянов успел внести серьезный вклад в становление советского кинематографа. В 1926 году вместе с Григорием Козинцевым и Леонидом Траубергом он начал работать в качестве сценариста над фильмом «Шинель». По словам Козинцева, «Тынянову хотелось показатькак бы сгусток петербургских повестей; в сценарии “Шинель” была объединена с “Невским проспектом”. Тынянов виртуозно использовал черновики Гоголя, отдельные положения, лица, детали из других его произведений. Это была тончайшая и сложнейшая мозаика – создать ее мог только историк литературы. Совершенно этого не заметив, мы оказались за партой: учились сложнейшему делу в режиссуре – умению читать. А учил нас этому искусству Тынянов».

Фильм после выхода провалился. Современные критики не увидели ни его глубины, ни новаторства. В чем только не обвиняли создателей – в безграмотности, бездарности, надругательстве над классикой. Тем не менее сегодня эта работа считается хрестоматийной, и на ней учатся будущие кинематографисты по всему миру. Позже Тынянов работал с Козинцевым и Траубергом над фильмом «С.В.Д.», посвященном восстанию декабристов. А для Александра Файнциммера он написал сценарий фильма «Подпоручик Киже», снятого по его собственному знаменитому ныне рассказу.

Планировалось и сотрудничество с Сергеем Эйзенштейном. Режиссер знал, что Тынянов пишет роман о Пушкине, и планировал его экранизировать, как только доснимет «Ивана Грозного». Этот роман был важен для Тынянова, поскольку личностью Пушкина он интересовался всю жизнь, посвятил ему ряд научных работ. Современники видели в Тынянове внешнее сходство с Пушкиным и не раз это отмечали. Однако война помешала Эйзенштейну закончить «Ивана Грозного» в срок, а в 1943 году Юрий Тынянов скончался от рассеянного склероза, так и не завершив свою последнюю и главную книгу. Неизлечимая болезнь медленно, но неумолимо подтачивала его начиная с конца 1920-х годов. Из-за нее он оставил не слишком большое по объему, но огромное по значению для русской литературы художественное наследие. В него входят три романа, включая неоконченного «Пушкина», около десяти рассказов. В их числе отдельно стоит упомянуть «Восковую персону» – для этой вещи Тынянов, по сути, создал новый язык, передающий, но не копирующий речь Петровской эпохи. Кроме того, остались несколько пьес и стихотворные переводы – в основном Гейне.

Похороны Тынянова были очень скромными. Илья Эренбург, который на них присутствовал, потом написал, что «Тынянов был не ко двору и не ко времени. Газеты даже не сообщили о его смерти. Гроб стоял в маленькой комнате на Тверском бульваре, и веночки были из бумажных цветов – попроще, поскорее. Я стоял у гроба и думал: мы хороним одного из самых умных писателей наших двадцатых годов...»