В понедельник 22 декабря в Московском еврейском общинном центре прошла творческая встреча с художественным руководителем театра «Школа современной пьесы» Йосефом Леонидовичем Райхельгаузом.
Поприветствовав присутствующих, известный режиссер рассказал о своем творческом пути.
Я здесь всего второй раз. Но сразу хочу отметить, что отношения с еврейством у меня сложные. Конечно, я — еврей, этим горжусь и не скрываю этого. Но учился в одесской украинской школе, «разбавлял на украинской мове», то есть учился на украинском языке. Позже, когда мне было шестнадцать, играл в ТЮЗе, тоже на «украинской мове», но недолго — уехал в Ленинград, где учился в разных институтах. Из некоторых меня выгоняли, из других сам уходил. В конце концов, поступил на журфак ЛГУ и уже почти защитил диплом, когда услышал, что есть в Москве Государственный институт театрального искусства имени Луначарского (ГИТИС) (ныне театральная академия) и там организовывается курс известного режиссера (хотелось бы назвать его настоящее имя-отчество, но все его знают как Анатолия Васильевича Эфроса. Я приехал в Москву, и мне удалось поступить на режиссерский факультет. К сожалению, преподавать Эфросу не разрешили. Но у нас все равно были замечательные и известные преподаватели. Актерское мастерство, например, вел А.В. Попов. Когда я учился на четвертом курсе, поставил свой первый спектакль в Театре Советской армии, его закрыли — и дело закончилось скандалом. Но это помогло мне заработать внимание и популярность: Олег Табаков и Галина Волчек предложили мне работать в «Современнике», что само по себе было невероятно — студент ГИТИСа работает в Москве режиссером! Коллектив в институте был потрясающий. Почти все уже имели высшее образование, учились понемногу друг у друга, все пробовали заниматься режиссурой в студенческих театрах (во многих из них играли знаменитые теперь деятели культуры и даже политики). Кстати, актрисой одного из них была жена Анатолия Чубайса Мария Вишневская. Позже, в 1991 году, я встретил ее в Москве, и она сообщила, что мужа перевели в столицу — работать в правительстве Гайдара. Помню, тогда они ездили на скромных «жигулях», которые все время глохли, и я помогал их подталкивать. А на прошлый день рождения Анатолий Борисович подарил мне джип…
Итак, меня пригласили в «Современник», и это время стало для меня счастливейшим. На главные роли в своем первом (фактически, студенческом) спектакле я назначил таких актеров, как Даль, Гафт, Райкин, Богатырев, Неёлова. На второстепенные пригласил Волчек и Табакова. Когда режиссер поручает актеру роль, он обязательно должен подписать экземпляр пьесы: мол, поручается артисту такому-то. И вот перед первой репетицией я (тогда мне было 22–23 года) писал: «Поручается артистке Волчек. Райхельгауз». Или: «Поручается артисту Далю. Райхельгауз». Когда очередь дошла до Гафта, тот спрашивает: «А где твой?». Я протягиваю ему экземпляр пьесы «Из записок Лопатина». И он выводит: «Вам от Лопатина записка, не подходите в Гафту близко». С того дня я стал собирать эпиграммы Гафта и помню их лучше, чем он сам…
Потом я преподавал в ГИТИСе на актерском курсе Попова, а позже мы с Морозовым и Васильевым стали главными режиссерами театра имени Станиславского, где поставили лучшие свои спектакли. В конце концов, нас благополучно оттуда погнали, а меня и вообще лишили права работать. Я до сих пор показываю всем запись в трудовой книжке: «Режиссера Райхельгауза с такого-то числа освободить от работы в связи с отсутствием у него московской прописки». Тогда это казалось мне огромной трагедией, однако сейчас понимаю, что это был необходимый поворот судьбы. Без плохого не бывает и хорошего.
В 80-е годы работы моих студентов увидел Ю.Г. Любимов, который заинтересовался мной и предложил работу в театре на Таганке. Потом, как и многие тогда, я ушел оттуда в «Современник». Это было как раз то время, когда Эфроса и Любимова пытались всячески натравить друг на друга. Именно тогда родился спектакль «Пришел мужчина к женщине» с Любовью Полищук и Альбертом Филозовым, к которым позже присоединился Петренко. С этого момента можно говорить о начале формирования нашего театра.
Началась счастливая жизнь, которая продолжается и поныне. Меня стали выпускать за границу, я много ездил, побывал в крупнейших театрах, преподавал во многих странах. Постепенно возникла идея создать театр «Школа современной пьесы». Сегодня в его составе около пятнадцати народных артистов России, кроме которых у нас часто играют Сергей Юрский, Лев Дуров, Валентина Талызина. Мы востребованы, много гастролируем в других странах — о России я уже и не говорю, здесь это происходит регулярно. В прошлом году ездили на гастроли в Хельсинки, выступали в крупных театрах Израиля, были в Женеве. После своего выступления Йосеф Леонидович ответил на вопросы гостей.
— Вы сказали, что у вас сложные отношения с еврейством. Почему? — Они не то чтобы сложные — скорее, непростые. Моего деда звали Меир Хамунович Райхельгауз. Он председательствовал в еврейском колхозе имени Андрея Иванова в Одесской области и был человеком очень серьезным — по полям разъезжал исключительно на лошади… Отец, который умер два года назад, был ветераном войны, кавалером трех орденов Славы, дошел до Берлина, был мастером спорта и победителем соревнований между французской, американской и советской армиями, за что ему в качестве приза вручили мотоцикл. Мотоцикл он потом продал, предварительно отодрав серебряную пластинку с выгравированной надписью, и купил корову.
А с еврейством сложно потому, что я оказался оторван от этой культуры: не знаю ни еврейского языка, ни еврейской литературы, ни музыки, ни живописи. Я вырос в русской культуре, я — русский режиссер. И хотя я много раз был и бываю со своим театром в Израиле, частью того мира себя не ощущаю. Я чувствую себя евреем только когда кто-нибудь говорит: «А… та самая рожа». Я благодарен России, я здесь родился, учился, это страна великой культуры. Иврит же для меня чужой язык. Я знаю всего две фразы: «Как пройти к театру “Габима”?» и «Я не говорю на иврите, только по-русски».
К своему еврейству я отношусь с некоторой иронией. И по этому поводу могу рассказать две байки. Несколько лет назад, мы побывали на гастролях в одном клубном турецком театре. А через полгода мне звонят из Турции и говорят: «Мы приглашаем вас на вручение государственной премии Турции, вы номинированы. Неизвестно, получите вы награду или нет, мы все равно хотели бы вас видеть и оплатим вашу поездку в Стамбул». Я недоумеваю: «Но как же это может быть? Я же из России, причем здесь премия Турции?». И в ответ слышу, что из пяти режиссеров, номинированных на турецкую премию, четверо — “русские”. Когда я спросил, кто же они, я услышал следующие фамилии: К. Гинкас, Л. Хейфиц, Й. Райхельгауз и уж совсем “русский” — Роберт Стуруа. Так что теперь у меня дома стоит позолоченная турчанка, а я могу похвастаться почетным званием.
Вторая байка связана с работой во ВГИКе. Я уже лет десять набираю таланты для актерских мастерских. Как-то раз ко мне пришла очень перспективная девочка Оля родом из Хабаровска, и я ее взял. Она была из очень бедной семьи, без отца, но ее тетя одобрила решение племянницы стать актрисой, так как сама хорошо знала театр, кино и многих педагогов. Когда я взял девочку к себе в мастерскую, она отправилась в Хабаровск порадовать тетю… Узнав, что племянница поступила к какому-то неизвестному Йосефу Леонидовичу Райхельгаузу, та была страшно разочарована. Мало того, что она впервые слышала эту фамилию, она сама по себе ей не очень понравилась… Уже много позже Дима Дибров пригласил меня на передачу «Старый телевизор» и во время беседы спросил: «Не трудно ли в нашем мире искусства жить с фамилией Райхельгауз?». Я к такому повороту готов не был и, подумав, заявил: «Дима, ну ты же понимаешь, что Райхельгауз — это псевдоним, просто моя настоящая фамилия, Алексеев, мне не очень нравилась. (Алексеев, как известно, настоящая фамилия Станиславского, которая не очень ему нравилась…) Мы с Димой посмеялись, и благополучно об этом забыли. А некоторое время спустя Оля получает от тети письмо: «Олечка, я, наконец-то, увидела твоего Райхельгауза — такой милый, такой обаятельный. А главное, у него нормальная человеческая фамилия!».— Кто, по-вашему, из российских режиссеров может войти в десятку самых выдающихся? — Первое место — это, бесспорно, А.А. Васильев… Потом идут К. Гинкас, П. Фоменко, Фокин, Виктюк, Генриетта Яновская… Этот список можно продолжать очень долго. В России очень сильная режиссура, любой из перечисленных перекроет и Питера Штейна, и кого угодно.— Что вы думаете об антрепризном театре? — Халтура, глупость, безвкусица и откровенное зарабатывание денег. Но, к сожалению, этим занимаются большинство артистов и моего театра. Дело в том, что проработав один день в антрепризе, они получают столько же, сколько зарабатывают в театре за месяц или два. И от этого у них едет крыша.— Расскажите о своей семье. — У меня есть мама, которая живет в нашем загородном доме в поселке Жаворонки, хотя у нас есть квартира и в Москве. Жена — артистка, работает в «Современнике», мы познакомились, когда она училась в ГИТИСе и была моей студенткой. Мы женаты вот уже 25 лет. У меня две дочери: старшей 22 года, а младшая учится в восьмом классе, обе очень талантливые. Еще у меня есть сестра. В общем, нормальная большая еврейская семья.