Прима всех сцен

В балет ее привела старшая сестра, и вскоре она стала солисткой Большого театра, где танцевала почти всегда со своим легендарным братом – Асафом Мессерером. А потом открыла путь к мировому признанию своей племяннице – Майе Плисецкой. Во время гастролей в Токио она попросила политического убежища и осталась за рубежом, чтобы сформировать японскую балетную школу, воспитать плеяду блестящих балерин в Ковент-Гардене, а в 90 с лёгкостью танцевать канкан. Сегодня годовщина смерти непревзойдённой Суламифи Мессерер.

Конечно, многие смотрели свысока на только окончившую балетную школу Суламифь, когда она впервые, в 1929-м, вышла на сцену Большого театра. Но она оказалась в нужном месте – на репетиции «Лебединого озера», и в нужное время – когда заболела одна из балерин, а режиссер вопрошал о замене, отчаявшись уже найти кого-то накануне выступления. Посещавшая же все репетиции и внимательно изучившая из зала репертуар и движения танцовщиц, вчерашняя выпускница Суламифь Мессерер просто подошла и смело сказала: «Я могу заменить ее». Без подготовки и репетиций она вышла на сцену, безошибочно исполнив требуемую партию.

Вскоре последовала и главная роль в «Тщетной предосторожности», за которой подвернулась ещё одна: за десять дней до премьеры спектакля «Дон Кихот» повредила ногу исполнявшая роль Китри прима театра, звезда балета Екатерина Гельцер. На этот раз все уже знали, что на каждой репетиции Суламифь повторяла за Гельцер все движения, оттачивая технику танца. Вот почему вопрос, кто заменит приму, уже не стоял. Исполнив эту роль восхитительно и артистично, Суламифь Мессерер безоговорочно и надолго заняла свое место в звездном ряду балерин Большого театра.

В Большом она почти всегда танцевала со своим братом – Асафом Мессерером. Он попал в балет раньше нее, но в возрасте, когда, по сути, многие уже заканчивают обучение. Ему было тогда уже 16 лет. Из-за этого от него отмахивались педагоги, советуя даже не пытаться начинать, но редкий талант, невероятное усердие и стремление к совершенству преодолели эту предвзятость уже в первый месяц обучения в балетной школе. А сразу после ее окончания он был принят в основную труппу Большого театра, где исполнял ведущие сольные партии. С середины 1920-х Асаф начал пробовать себя и как балетмейстер. Вместе с ним в 1933-м Суламифь первой из советских балерин оформила контракт на заграничное турне – в Париж, которое имело огромный успех. Талант, вообще, был семейной чертой этой балетной династии. А жизнь самой Суламифи Мессерер стала переплетением семейных судеб.

Отец ее, Мендель Беркович Мессерер, экстерном сдав экзамены в Харьковском университете, получил диплом и практиковал зубным врачом. Получив право вырваться из черты оседлости, он перевёз семью из еврейского Вильно в Москву. Там же, в Москве, 27 августа 1908 года его жена Шима Мовшевна и родила Суламифь.

«Несомненно, наши актерские способности – от отца, – вспоминала Рахиль Мессерер. – Когда он рассказывал нам легенды древнего мира, то на глазах перевоплощался в легендарных героев. Особенно любил библейские, неслучайно всех своих детей он наградил старинными танахическими именами: Азарий, Маттаний, Суламифь, Асаф, Рахиль, Эммануил, Аминодав, Элишева, Эрелла. С такими именами в России жить было отнюдь не просто, но постепенно они стали органичной частью духовного мира каждого из нас. И в какой-то степени определили неповторимость личности каждого». Можно добавить, что со временем, благодаря их носителям, эти имена стали и частью русской и мировой культуры.

Одной из таких личностей и была Рахиль Мессерер, которая привела в балетную школу сначала брата Асафа, а затем и сестру Суламифь. Сама Рахиль была уже известной актрисой немого кино, но после свадьбы с Михаилом Плисецким она посвятила себя семье и мужу, в браке с которым родилось трое детей: Майя, Александр и Азарий.

В 1938 году Михаила Плисецкого расстреляли, а Рахиль, отказавшуюся дать против него показания, отправили в лагерь с семимесячным ребенком на руках. Старших детей – Алика и Майю – забрали к себе Асаф и Суламифь.

Суламифь была к тому времени звездой Большого театра, лауреатом Сталинской премии и, понимая, чем всё может для нее закончиться, решила, несмотря на это, пойти на прием к прокурору СССР Вышинскому. Но до Вышинского она так и не дошла: один из генералов, вспомнив ее в «Спящей красавице», внимательно выслушал и произнес: «Мы – советские люди, ребенок ни в чем не виноват, можете забрать его. Вот вам письмо, на нем адрес, по которому вы поедете. Конверт не вскрывать. Все. Желаю успеха».

Воодушевленная успехом, Суламифь после недолгих сборов отправилась на вокзал. Первоначальная грубость кассира и отсутствие билета сменились местом в мягком вагоне до Акмолинска, когда работники вокзала увидели орден на груди и письмо со штампом прокуратуры. Несколько дней пути, затем сотни километров казахских степей и ночь ожиданий в бараке. Оказалось, что Рахиль потеряла сознание, узнав о приезде сестры, и очнулась только утром.

Для беседы им дали лишь несколько минут. Но Суламифь сразу поняла, что забирать малютку Азария, за которым она приехала, никак нельзя. Без Азария сестра тут погибнет – ведь пока она считается кормящей матерью, ее освобождают от тяжелых работ. Попытавшись договориться с начальником лагеря об улучшении условий содержания для сестры и племянника и беспрепятственной передачи посылок, Суламифь возвратилась в Москву.

В дальнейшем она добилась того, чтобы лагерь сестре заменили на поселение, а потом и вовсе освободили в 1941 году. Все эти годы Майя Плисецкая, которую Суламифь удочерила, чтобы ее не забрали в детдом, жила с ней. Специально под нее Суламифь Мессерер переработала «Умирающего лебедя», с исполнения которого еще в годы войны началось признание Майи Плисецкой.

Война забрала многих из династии Мессерер. Под Куйбышевом в эвакуации умер и Мессерер-отец. Позже Суламифь вспоминала: «Закопали его в лед, только весной удалось похоронить в землю. Ужасная смерть, но судьба пощадила его в одном: он не знал, какие трагедии выпали на долю его семьи. Со временем я получила из Израиля поразительную фотографию. Она была сделана в 1933 году, когда мы с Асафом гастролировали в Европе и несколько дней провели в Германии. Гитлер уже пришел к власти, при нас в Берлине произошел поджог Рейхстага, по улицам маршировали штурмовики. И вот в такой атмосфере состоялась встреча с нашими европейскими родственниками из Франкфурта и Парижа – двумя братьями моего отца и их детьми. На фотографии 12 человек, включая Асафа и меня. Шесть из них погибли в фашистских концентрационных лагерях, а оставшихся в живых разметало по всему свету: они живут в Израиле, Англии и Южной Африке. Уничтожены были три ветви семьи Мессереров: французская, германская и литовская. Я надеюсь, что память о них, также как и память о моих родителях, сохранят внуки и правнуки – люди нового поколения, которое бережно восстанавливает культурные ценности, пропавшие в Холокосте».

Суламифь продолжала выступления, несмотря на войну. И боролась изо всех сил, как это и принято в балетном мире. Например, примчалась из эвакуации в Москву, когда узнала, что ее партию в «Дон Кихоте» передали балерине Головкиной. И Суламифь задействовала все свои ресурсы и связи и быстро решила вопрос, не дав сопернице и шанса. Прямо во время репетиции Головкиной она выскочила в прыжке на сцену, крикнув ей: «Пошла вон!» Место соперницам она уступит лишь в 1950-м: ей исполнится 42 года, и она уйдёт со сцены. Но не потому, что не могла больше танцевать – просто любая травма теперь могла стать фатальной, ведь сколько их уже было…

Как и брат, Суламифь стала балетмейстером, преподавала в балетной школе. У нее был несомненный дар педагога – она могла научить танцевать самых закомплексованных учениц. Более 20 лет она это и делала, пока свободу педагогов в училищах не стали ограничивать. В Большом театре пытались ввести «новую» педагогику, требуя и от неё изменить династическим и театральным канонам. Но такого Суламифь Мессерер стерпеть не могла: ограничение духовной свободы для нее было равносильно ограничению физической, тюрьме. Поэтому, когда ей предложили работу в Японии, в Токийской балетной школе, балерина согласилась.

Она тогда находилась вместе с труппой Большого театра на гастролях в Японии, в которых участвовал и сын Суламифи – танцор Михаил Мессерер, также выбравший семейное поприще. Вместе с сыном она приняла решение не возвращаться на родину и попросить политического убежища. После чего проработала в Японии несколько лет, сформировав там национальную балетную школу. Какое-то время она вместе с сыном жила в США, но постоянным местом работы на долгие годы стал театр Ковент-Гарден – сцена Лондонского Королевского балета, ничем не уступающая сцене Большого.

Несмотря на свой почтенный возраст, она до последнего дня вела класс в Ковент-Гардене. И ежедневно неизменно посещала бассейн. Ушла из жизни она внезапно для всех. Незадолго до смерти Суламифи британская королева Елизавета II наградила ее Орденом Британской империи. Впрочем, высокие звания и награды сопровождали ее везде, где бы она ни была. И всюду ее любили. Она же дарила ответную любовь: зрителям – со сцены и будущим звёздам – передавая свое мастерство. Ведь любить – это и значит отдавать.