Леон Бакст, Лейбе из Гродно

При рождении его назвали Лейбом-Хаимом. Детство он провел в роскошном доме своего богатого деда в Петербурге. Там, среди позолоченных клеток с канарейками, запоем читал, здесь же начал рисовать. Отец увлечение живописью не одобрял: полагал, что сын обрекает себя на нищету. А тот вырос в одного из ведущих театральных художников эпохи модерна, покорившего сам Париж. 90 лет назад не стало Леона Бакста. 

Мальчик Лейбе и золотые клетки

Родился он в городке Гродно. Отец, Израиль-Самуил Барух-Хаимович Розенберг, был человеком небогатым. Некоторые источники называют его ученым-талмудистом, другие — коммерсантом средней руки. Вполне вероятно, что было в жизни его и то и другое. Вскоре после рождения сына, Лейба-Хаима, семья перебралась в Петербург. Видимо, богатый дед решил подсобить родственникам. Он был весьма успешным портным, обожал роскошь и светские увеселения, долгое время прожил в Париже и сумел воспроизвести дух парижского салона в своей квартире на Невском проспекте. Обтянутые шелком стены и декоративные растения, позолоченные канделябры и клетки с чудными птицами, антикварная мебель и дорогие картины — мальчик словно попал в совершенно другой мир. Мир, который моментально ослепил его и, конечно, увлек.

Однако не только это увлекало Лейба. Вслед за матерью он запоем читал — все подряд, без разбору. А когда родители стали рассказывать об итальянской опере, куда ходили регулярно, стал сам придумывать пьесы. Сам же был и артистом, и художником в своих постановках. Он вырезал из книг и журналов подходящие картинки и разыгрывал придуманные им истории перед сестрами. Учился Лейб-Хаим в хорошей гимназии, но учеба его не занимала — она отвлекала от волшебных миров его воображения, книг и театра. Тогда же он понемногу начал рисовать. Рисунки получались все удачнее — отец видел это, но, будучи правоверным иудеем, изобразительное искусство не одобрял: не должен еврей «человечков малевать». К тому же он понимал, что мальчик обрекает себя на нищенское существование, ведь художествами много не заработаешь. Однако любовь к сыну оказалась все-таки сильнее доводов разума. Да и рос Лейб-Хаим натурой нервической — того и гляди впадет в истерику. Пришлось смириться. А тут и дед помог: через общих знакомых смог показать рисунки внука скульптору Марку Антокольскому. Именитому художнику рисунки понравились. Решено: Лейбе будет учиться живописи.

1883 год. Лейбе Розенберг становится вольнослушателем знаменитой Академии художеств. Однако быстро разочаровывается. Учили в академии скучно, преподаватели заставляли учеников следовать классическим канонам, тогда как юношей тянуло к модерну, который в те годы как раз набирал обороты. После четырех лет обучения он бросил академию. Вот тут-то терпение отца окончательно лопнуло. Все это время он поддерживал фантазии сына, учил его в престижном заведении, надеялся, что выйдет из него толк пусть даже в такой бестолковой профессии. А Лейбе и тут оказался недоволен. Израиль-Самуил отказывается дальше финансировать творческие поиски сына — теперь Лейбе сам по себе. Он учится у Альберта Бенуа и зарабатывает на жизнь иллюстрациями к детским книгам.

Рождение Бакста

Это случилось в 1889 году, когда Лейб-Хаим Розенберг готовился к своей первой выставке. Юноша резонно предположил, что питерская публика вряд ли обрадуется художнику с таким неизысканным именем. Он берет фамилию своей бабки — Бакстер — и сокращает ее до Бакста. Леона придумать было и вовсе несложно. Так на живописной арене Петербурга появляется молодой художник Леон Бакст.

В отличие от отца, богатый дед продолжал понемногу поддерживать молодого художника. Сразу после выставки отправил его в Париж — учиться в знаменитой Академии Жюлиана, куда стекались начинающие живописцы со всего мира. Здесь можно было научиться не классическим пейзажам с портретами, а современным, новым, вызывающе неожиданным формам. «Новорожденному» Леону Баксту приходится гораздо сложнее, чем в свое время Лейбе Розенбергу. Родители совершенно не помогают, денег взять неоткуда, приходится зарабатывать продажей картин. Для неизвестного приезжего художника задача весьма непростая. Но Бакст не сдается. Так он проживет в Париже шесть лет, время от времени наезжая в Петербург, чтобы отдохнуть и развеяться.

В один из таких приездов состоялась судьбоносная встреча Бакста с Александром Бенуа и Сергеем Дягилевым, которые собрали вокруг себя кружок единомышленников под названием «Невские пиквикианцы». В кружок входили не только художники: искусствоведы, литераторы и еще не определившаяся в своих намерениях творческая молодежь собирались, чтобы говорить об искусстве. Так родилось знаменитое художественное объединение «Мир искусства», выпускавшее одноименный журнал. Редактором издания стал сам Дягилев, а художественный отдел возглавил уже опытный иллюстратор Леон Бакст. Он не просто подбирал иллюстрации к публикациям, но собирал целые вернисажи лучших работ своих современников. Он и задал тон всему изданию, сделав его зеркалом всего нового, прогрессивного, что происходило в искусстве и преобразило его на рубеже веков. Именно «Мир искусства» принес ему настоящую славу. А участие в выставках, которые организовывал Дягилев, сделало Бакста одним из самых популярных художников культурной элиты Петербурга. И не только Петербурга. Он выставляется на международных вернисажах Европы, пишет портреты известных поэтов и художников: Зинаиды Гиппиус, Андрея Белого, Исаака Левитана, самого Дягилева, Айседоры Дункан, Жана Кокто.

Андрей Белый с удовольствием вспоминал период, когда Бакст писал его портрет: «Рыжий, румяный умница Бакст отказался писать меня просто, ему нужно было, чтобы я был оживлен до экстаза! Для этого он привозил из редакции журнала “Мир искусства” своего приятеля, съевшего десять собак по части умения оживлять и рассказывать умные истории и анекдоты. Тогда хищный тигр Бакст, вспыхивая глазами, подкрадывался ко мне, схватившись за кисть».

Бакста приглашают в учителя к детям великого князя Владимира Александровича, он получает заказ от самого Николая II. И все-таки его постоянно преследует безденежье. Он продолжает подрабатывать иллюстратором, во время революции рисует сатирические иллюстрации к журналам «Сатирикон» и «Аполлон».

Блудный сын Розенберга

В 1903 году Лейбе Розенберг перестал существовать. Всему виной любовь, конечно же. Знаменитый купец и меценат Павел Михайлович Третьяков был человеком либеральных взглядов и большого художественного вкуса. Ему нравились картины Бакста, он с большим удовольствием их покупал и ничего не имел против происхождения художника. До тех пор пока не выяснилось, что Бакст норовит стать его, Павла Михайловича, зятем. При всей либеральности своих взглядов меценат впал в тоску: Бакст оставался Розенбергом по вероисповеданию, а принять иудея в старинный род Третьяковых было выше его сил. Купец не дал своего согласия на брак. Тогда Леон Бакст ради любимой Любови Павловны принял лютеранство. Свадьба все-таки состоялась, и Лейбе Розенберг, казалось бы, навсегда остался в прошлом. Однако так только казалось.

Брак, ради которого Бакст крестился, вскоре развалился. В 1907 году у пары родился сын Андрей, а уже в 1909-м Леон оставил жену. И вернулся к вере отцов. В тот же год в Российской империи поднялась новая волна гонений на евреев, иудеям приказано было покинуть Петербург. Бакст — любимец высшего света, художник, которому заказывали картины при дворе, участник знаменитого творческого объединения — вновь почувствовал себя Лейбе Розенбергом, мальчиком из местечка Гродно. Он, конечно, мог никуда не уезжать, попросив защиты у своих именитых покровителей. Но унижаться не стал и уехал в Париж. Возможно, он и развелся для того, чтобы не навлекать на свою семью неизбежные гонения.

Свой среди чужих

Спустя некоторое время власти сменят гнев на милость, в Академии художеств удостоят его почетного членства — и Бакст сможет жить в Петербурге без всяких препятствий. Но возвращаться на родину он не спешит: к тому моменту он становится известным во французской столице театральным художником. Бакст совершил революцию жанра, создал невероятной красоты декорации и сценические костюмы для дягилевских «Русских сезонов»: балетов «Клеопатра», Шахерезада», «Карнавал», «Нарцисс», «Дафнис и Хлоя». Его работы «сводят с ума Париж», о нем пишут в самых модных и солидных европейских журналах об искусстве. «Русские сезоны» Дягилева принесли Баксту поистине мировое признание. И Париж — капризный, придирчивый, непостоянный в своих увлечениях — наконец признал в нем своего, перестав считать «русским художником». Максимилиан Волошин вспоминал, что Бакст стал законодателем мод французской столицы: «Бакст сумел ухватить тот неуловимый нерв Парижа, который правит модой, и его влияние в настоящую минуту сказывается везде в Париже — как в дамских платьях, так и на картинных выставках». Французское правительство награждает его орденом Почетного легиона, о нем издают книгу.

В России он появлялся лишь иногда: пока еще он был для российских властей евреем из черты оседлости. За него вступилась Академия — и всемирно известного художника наконец оставили в покое. Он преподавал в частной школе живописи Званцевой, в учениках у него побывал Марк Шагал. Бакст сразу понял, что молодой художник обладает недюжинным талантом, но жестко критиковал его и призывал писать «правильно», с натуры. Шагалу же натура была не нужна: все сюжеты жили в его голове и к реальности не имели никакого отношения. Однажды Бакст долго и недоумевающе рассматривал картину Шагала, на которой скрипач сидел на стуле на вершине горы. Леон никак не мог понять, как же скрипачу удалось поднять на такую высокую гору огромный стул. Дальше разногласия между учителем и учеником стали еще более серьезными. Шагал мечтал о Париже, а Бакст боялся, что молодой художник там затеряется или вовсе умрет с голоду. Не находя аргументов, он грубо обругал ученика, дал ему сто рублей и посоветовал с умом использовать их в России. Шагал ослушался и рванул-таки в Париж. Этого Бакст ему не простил.

Как не мог простить он Дягилеву диктаторские замашки. Проработав с ним долгие годы, Бакст так и не привык к тому, что Дягилев контролирует каждый шаг. Даже писать портрет давнего приятеля художнику было непросто: позже он жаловался, что тот буквально после каждого мазка заглядывал в мольберт и требовал сделать его красивее, чем был на самом деле. Постепенно разногласия между ними переросли в серьезный конфликт. Отношения расстроились.

Невероятный успех не вскружил голову художнику, не заставил его почивать на лаврах. Напротив, у него было такое количество заказов, что работать приходилось до полного изнеможения. Именно от переутомления Бакст и умер. В 1924 году он напряженно работал над декорациями к балету «Истар» для знаменитой труппы Иды Рубинштейн. Работа была столь срочной и напряженной, что организм не выдержал: у художника случился нервный припадок, следствием которого стал отек легких. Врачи не смогли его спасти.

Париж горевал. Смерть Бакста стала одним из самых печальных событий последних лет. Вся театральная столица пришла попрощаться с ним на знаменитое кладбище Батиньоль. А в России о нем вспомнили лишь много десятилетий спустя: художник, не пожелавший вернуться на советскую родину и развлекавший буржуазный Запад своими картинами, долгое время был персоной нон грата. В Париже же с него до сих пор «снимают мерки». Нервический мальчик Лейбе из города Гродно стал истинным парижанином, но так и не ‎стал до конца своим в России.