Общество
Еврейский волкодав
Сумерки приносили Одессе налёты, убийства и ограбления...
18.12.2017
Автобиографию к своей диссертации, защита которой состоялась летом 1909 года, он начал словами: «Я, Макс Борн, еврейской религии...» Такая откровенность могла крайне осложнить предстоящую защиту научной работы. В случае успеха молодой ученый мог получить должность приват-доцента, а затем претендовать на должность профессора, но к тому времени в германских университетах уже существовало негласное правило держать на разных факультетах не более одного профессора-еврея. И тем не менее на карьере Макса Борна факт его еврейства никак не сказался – после блестящей защиты своей диссертации, посвященной упругой деформации, он был официально принят в штат университета в Гёттингене.
Будущий лауреат Нобелевской премии по физике Макс Борн родился 11 декабря 1882 года в польском городе Бреслау, ныне – Вроцлав, в семье известного анатома и эмбриолога Густава Борна и его жены Маргарет. Мать умерла, когда мальчику исполнилось четыре года, и дальнейшим воспитанием Макса после второй женитьбы отца занималась мачеха. Впрочем, успехи ее в этом были небольшие. Все близкие и друзья семьи объясняли провальную успеваемость Макса в учебе именно отсутствием внимания новой жены отца к пасынку. Низкие оценки Макса в гимназии кайзера Вильгельма, в которой преподавались в основном гуманитарные дисциплины, неоднократно становились поводом для серьезных разговоров сына с отцом. И только учитель физики робко отмечал явные способности Макса в точных науках.
В общем, к моменту окончания гимназии Макс абсолютно не представлял, что ему делать дальше. По совету отца он в течение последнего учебного года посещал лекции в Бреславльском университете по различным предметам – пытался найти то, что ему интересно. В конечном итоге, выбирая между математикой и астрономией, Макс решил стать астрономом. Впрочем, весьма скоро он разочаровался в своем выборе и, узнав о сильной математической школе в университете Геттингена, в 1904 году поступил туда. Здесь талант юноши и раскрылся в полной мере. Уже через год он стал ассистентом одного из мировых лидеров в области математики – Давида Гильберта. Под руководством Гильберта Макс Борн и защитил ту самую диссертацию по теории устойчивости упругих тел.
Продолжив работу в стенах университета, Борн разработал новый метод вычисления массы электрона, а также теорию зависимости теплоёмкости от температуры, которая до сих пор активно используется при расчёте физических свойств кристаллов. В 1912-м, недолго побыв в Чикаго на должности лектора местного университета, он вернулся в Германию и стал ассистентом легендарного Макса Планка в Берлинском университете. А в 1913-м Макс Борн женился на Хедвиге Эренберг, дочери геттингенского профессора права Виктора Эренберга. Последний происходил из еврейской семьи, но будущая жена заставила его перед свадьбой в 1882 году порвать с иудаизмом и принять лютеранство. С будущим же зятем – Максом Борном – все оказалось намного сложнее. На все увещевания госпожи Эренберг он лишь повторял: «То, что было достаточно хорошо для моего отца и для его отца, должно и для меня быть хорошо». К тому же, как писал Борн, он на всю жизнь запомнил слова отца, который учил его «полагаться не на откровения и заветы и еще менее на чудеса, не на обещания вечного блаженства или страх наказания, а на собственную совесть и понимание человеческой жизни в рамках законов природы». В общем, Хелен – мать невесты – негодовала. Она не понимала упрямства своего будущего зятя, который не ходил в синагогу, не соблюдал обряды иудаизма, не читал священных книг, но при этом упорно не желал переходить в христианство.
По семейным преданиям, совместное будущее пары было под большим вопросом, пока вдруг будущая теща неожиданно не признала поражение, объявив, что этот брак предопределен небесами. Дело в том, что периодически она гадала на специальной колоде карт с цитатами из Библии. Прибегнув к их «помощи» в решении вопроса судьбы своей дочери, она достала из колоды карту, гласившую, что «скоро дом Давида получит свободный и открытый источник против всяческой нечистоты». Так как фамилия жениха с немецкого и означала «источник» (born), то суеверная мамаша решила, что так тому и быть. Свадьба влюбленных прошла без обряда крещения Макса Борна и не в церкви.
И тем не менее сразу после свадьбы теща продолжила «капать» на мозги Максу Борну, расписывая ему плюсы лютеранства и уговаривая стать христианином. Не желая отвлекаться от науки на эти бесконечные разговоры, Макс Борн согласился на крещение, записав в тот день в дневнике: «В жизни, озаренной разумом, о которой я мечтал, религиозные исповеди и церкви должны рассматриваться как несущественные». Впрочем, в дальнейшем он никогда не скрывал своего еврейского происхождения и, как говорил сам, «несмотря на пастора Лютера, чувствовал себя представителем еврейского народа и страдал вместе с евреями. Ведь считается сердце, а не конфессия».
Главным же в жизни Макса Борна была, конечно, не религия, а наука. Даже в свадебное путешествие, к большому неудовольствию своей жены, он взял последние публикации автора теории относительности, Эйнштейна, о новой теории гравитации. С Эйнштейном Макс Борн познакомился, обосновавшись в Берлинском университете. И это случайное знакомство переросло в многолетнюю дружбу ученых. Сближала светил науки не только физика, о которой они могли рассуждать сутками напролет, но и музыка. В воспоминаниях каждого можно найти моменты, повествующие об их совместном музицировании.
Кроме того, хотя несколько раз Борну и приходилось служить в армии – сначала по призыву, а затем разрабатывая средства связи для авиации, он, равно как и Эйнштейн, испытывал отвращение к войне и к оружию массового поражения. К примеру, в книге Роберта Юнга «Ярче тысячи солнц», рассказывающей об истории создания атомной бомбы, так и вовсе говорится: «Из всех блестящих ученых, появившихся на этих страницах, только один, Макс Борн, отказался с самого начала иметь что-либо общее с этим дьявольским изобретением». А когда в 1915-м Фриц Габер предложил ему работу в своем институте над совершенствованием орудий газовой войны, Борн категорически отказался, назвав в письме отравляющие газы «трусливым орудием убийства», а не военным оружием.
После окончания Первой мировой Борн немного поработал во Франкфуртском университете, но затем опять вернулся в Гёттинген на должность директора Физического института. При нем институт вступил в «золотую эпоху» своего развития. Борн продолжал разрабатывать математическую теорию кристаллов, но со временем переключился на квантовую механику, которая и принесла ему впоследствии всемирную известность. Меж тем национал-социалистическое движение в Германии набирало силу, завоевывая все новых и новых сторонников. Еще до прихода к власти нацистов Борн, оказавшись с коллегами на севере страны, где националисты пользовались широкой поддержкой населения, увидел железнодорожную станцию, увешанную нацистскими флагами, и сказал: «Вот когда эти флаги будут реять над всей Германией, я оставлю эту страну».
В апреле 1933-го, с началом гитлеровских «чисток» лиц «неарийского» происхождения, Борн вместе с женой и сыном перебрались в снятый ими заранее дом в Северной Италии. После полученного через несколько месяцев приглашения в Кембриджский университет они отправились на Британские острова, где Борн и провел оставшуюся часть своей активной научной жизни, выйдя на пенсию в 1953 году. А год спустя, в 1954-м, Максу Борну вручили Нобелевскую премию по физике «за фундаментальные исследования по квантовой механике, в особенности за статистическую интерпретацию волновой функции», определившую дальнейшее развитие всей квантовой механики. Эту премию он разделил с Вальтером Боте, который удостоился её за свои эксперименты с элементарными частицами.
Уже будучи нобелевским лауреатом, Борн возвратился в Германию, занявшись активными протестами против разработки ядерного оружия. Последние годы перед смертью в январе 1970 года Макс Борн провел в составлении автобиографических работ.