Общество
Еврейский волкодав
Сумерки приносили Одессе налёты, убийства и ограбления...
08.04.2025
В книжном шкафу советского интеллигента – на той полке, где собраны философы, рядом с Платоном, Эразмом Роттердамским, Вольтером и, если повезет, Фрейдом – обязательно стоял томик «Опытов» Мишеля Монтеня. Монтеня, в отличие от многих других философов, могли осилить даже люди без большого теоретического бэкграунда. Читалась книга легко, хотя ни связного сюжета, ни сквозной идеи там как будто не просматривалось – так, общие размышления о жизни, любви и дружбе, о себе и современниках.
С появлением новой культуры блогеров, которые на все лады рассуждают о том же самом, язык Монтеня стал как будто еще ближе. Австралийская поп-певица – настолько поп-, что четыре года назад участвовала в «Евровидении» – даже взяла себе имя великого философа в качестве псевдонима. Куда уж еще ближе к народу! Но глубина в сочетании с простотой изложения возвели Монтеня на вершину мировой мысли еще при жизни. Советоваться к нему в замок под Бордо приезжали короли Франции: и неудачник Генрих III – к его провалам Монтень был непричастен, и Генрих IV, оставшийся в памяти народа как лучший и добрейший король Франции, заботившийся, чтобы «у каждого крестьянина раз в неделю на столе была курица». Гюстав Флобер три века спустя называл автора «Опытов» «точкой, из которой вышли французская литература и французский дух», и советовал: «Вы спрашиваете, какие книги читать? Читайте Монтеня, читайте медленно, не торопясь! Прочтите его от начала до конца и, когда окончите, начните снова».
Биография Монтеня – удивительный пример философской уединенности в эпицентре жуткого кровавого месива, которое представляла собой раздираемая религиозными войнами средневековая Франция. Большую часть из отпущенных ему 59 лет – родился в 1533-м, умер в 1592-м – Монтень прожил в своем родовом замке Монтень. В самом замке он, впрочем, лишь ел и спал – а все остальное время проводил в окружении книг в отдельно стоящей башне, где были лишь его кабинет и библиотека. Там он написал свои «Опыты», или, как это звучало в оригинале, «Эссе».
Этот замок в местечке Saint-Michel-de-Montaigne был куплен дедом философа по отцовской линии, богатым торговцем Пьером де Ла Бьерк. Богатству поместья Монтень способствовала удачная женитьба сына Пьера де Ла Бьерк, которого тоже звали Пьер. В 1529 году он женился на еврейской девушке Антуанетте де Лупе (Лопез). Антуанетта, мать философа, происходила из богатой еврейской семьи, бежавшей из Испании от инквизиции. Как и многие другие еврейские семьи, формально Лопезы приняли христианство, но сохранили приверженность своей культуре и обычаям.
Отец Монтеня был человеком самобытным. Вместо того чтобы продолжить семейное торговое дело, в юности он отправился воевать в Италию. Там так увлекся античностью и искусством, что, вернувшись во Францию и обзаведясь семьей, завел у себя весьма своеобразные порядки: в доме говорили на латыни, все увлекались чтением, повсюду были расставлены древнеримские статуи. Гувернером маленького Мишеля был немец Гостан, впоследствии ставший прославленным медиком. Благодаря ему в свои шесть лет мальчик говорил на латыни свободно, а также понимал немецкий и испанский. А вот на французском не говорил вовсе. Впрочем, будучи подростком, он наверстал это в колледже Гийена в Бордо. Нужно учитывать, что вся эта утонченная жизнь имела место, когда вокруг творилось сплошное средневековое зверство. Неизгладимый след в памяти юного Монтеня оставила страшная резня, учиненная в Бордо коннетаблем Монморанси, который был послан усмирить непокорных подданных короля, воспротивившихся повышению налога на соль.
Получив образование, Монтень стал советником в Счетной палате в Периге. Затем работал в парламенте Бордо, в 1565 году женился на знатной девушке из бордоской семьи. А после смерти отца вернулся в замок. Покинет он его лишь через 16 лет, когда будет избран на должность мэра Бордо. Должность мэра уже тогда была выборная, в свое время этой чести удостоился и отец Мишеля. Сам Монтень был выбран мэром дважды – в 1581 году и в 1585-м. Но началась эпидемия чумы, и он от должности отказался, вернувшись в родной замок.
У них с женой Франсуазой де ла Шассень родились четыре дочери. Но выжила из них лишь одна. Еще одну девочку они удочерили. Брак и семейная жизнь, впрочем, не были целью его существования – дружбу, к примеру, он ценил намного выше брака. Брак Монтень называет «сделкой, которая бывает добровольной лишь в тот момент, когда её заключают – ибо длительность её навязывается нам принудительно и не зависит от нашей воли». «Брак – это дело не любви, а обычаев и законов; это не союз двух душ, но двух тел». Но тоньше всего, пожалуй, вот это: «Каждый брак, каким бы замечательным он ни казался на первый взгляд, всегда имеет в себе какую-то невыразимую причину для беспокойства, ибо мы всегда ищем в другом человеке то, что ему не свойственно».
Во всех остальных вопросах, кроме брака, Монтень проявлял толерантность, для того времени беспрецедентную. Европейцев он уже тогда призывал отказаться от спеси «белого человека» и поглубже взглянуть на другие культуры. Прежде всего на недавно открытые цивилизации Нового Света. Общество, которое сумели создать ацтеки и майя, с его точки зрения, обладают более высокой моралью и живут в гармонии с природой – в их лексиконе «нет даже слов, обозначающих ложь, предательство, притворство, скупость, зависть и злословие», а «их способ ведения войны честен и благороден и даже извинителен и красив настолько, насколько может быть извинителен и красив этот недуг человечества: основанием для их войн является исключительно влечение к доблести».
Достижения европейской цивилизации не сделали общество более терпимым, и худшее, что есть в этом обществе – религиозные войны. Монтень с отвращением отзывался об институте инквизиции, а в христианских религиозных войнах умудрялся придерживаться нейтралитета. Когда гугеноты пришли захватить его замок, Монтень их встретил, накрыл стол, они посидели, поговорили и ушли. После Варфоломеевской ночи и побоища в Бордо – в этом побоище также погибли тысячи гугенотов – он писал: «Мы видели, как фанатизм ослепляет разум и заставляет людей вести себя жестоко и бесчеловечно, уничтожая даже самые основные законы справедливости и человечности. Сомнение в истине является благом, потому что оно ведет к терпимости и умеренности».
Впрочем, толерантность Монтеня не означала полного неучастия в политике. Его мнение ценилось, и в последние годы философ поддерживал в борьбе за власть Генриха Наваррского, в будущем – того самого короля Франции Генриха IV. Монтень рассматривал его как единственного крупного политика, который был способен покончить с религиозными войнами. «Ваше величество, вы должны быть привержены великому делу примирения, чтобы объединить в единую семью разделенные народы. Никогда не забывайте, что, став королем, вы должны быть покровителем и защитником всех своих подданных, независимо от их веры», – напутствовал он короля.
Сомнение в своей правоте, в своей исключительности и в праве на насилие – к этому призывал Монтень других, и это отличало его самого. «В начале всяческой философии лежит удивление, ее развитием является исследование, ее концом – незнание», – говорил Монтень. «Я считаю себя средним человеком, за исключением того факта, что считаю себя средним человеком», – эти слова цитировались бессчетное количество раз. Но, собственно, и сам Монтень не стеснялся признаваться, что перепевает на свой лад чужие мысли: «Я лишь составил букет из чужих цветов, а моя здесь только ленточка, которая связывает их».
Впрочем, лекарством от всех человеческих несовершенств Монтень считал образование. Проведя жизнь в окружении книг, того же он желал и потомкам: «Тот, кто не читает, не живет. А кто не живет, тот не может понимать жизнь». Саморазвитие – это прививка свободы, в первую очередь от глупости и попадания в расставленные тут и там ловушки, так как «люди ничему не верят так твердо, как тому, о чем они меньше всего знают».