Размытые лица юга

Увлекшись фотографией, наследница богатой нью-йоркской семьи снимала сначала только людей знаменитых – Эйнштейна, балерину Анну Павлову, поэта Уильяма Йейтса. Но по-настоящему прославили ее фотографии потомков рабов – Дорис Ульманн успела запечатлеть для истории умирающую ремесленную культуру «черного» юга США.

«Я называю интересным лицо со следами непростой жизни, несущее на себе отпечаток определенного жизненного этапа, какое-то яркое качество или интеллектуальную особенность. Лицо пожилого человека, которое по строгим канонам может считаться не особо красивым, обычно более привлекательно, чем лицо юнца, которого жизнь едва коснулась», – говорила фотограф Дорис Ульманн. А она точно знала толк в портретах и контрастах. Она всегда изучала своего персонажа, как психотерапевт изучает клиента. Вначале она составляла его эмоциональный портрет и только потом делала портрет фотографический.

Дорис, которая детально и правдиво показывала бедных жителей и ремесленников юга США, родилась 26 мая 1882 года в престижном нью-йоркском Вест-Сайде – буквально с серебряной ложкой во рту. Ее родители были евреями с немецкими корнями, отец успешно торговал трикотажем и обеспечивал семью всем, включая высокий статус в обществе. Светские взгляды, социалистические веяния и прогрессивные убеждения в их доме вытеснили традиционную религиозность. Ульманны были иудеями-реформистами – такими, кто уделял образованию времени больше, нежели религии. К примеру, младшая из двух дочерей, Дорис, с особенным рвением изучала языки –к английскому и немецкому добавились французский и итальянский, а еще она увлекалась литературой и после окончания основного курса наук отправилась добывать высшее образование.

В 1903 году Дорис с дипломом педагога дошкольного образования закончила частную Школу Фильстоун, в которой пропагандировали высшую ценность любой личности, вне зависимости от этнического происхождения или финансовой состоятельности. С солидным багажом знаний, воспитанная в прогрессивных традициях, Ульманн не спешила покидать родительский дом, искать работу или выходить замуж – она ухаживала за пожилой и больной матерью в их большом доме, в котором между тем вполне хватало слуг. В 1913 году мама умерла от обострившегося хронического нефрита, и Дорис решила теперь уже крепко взяться за свою судьбу.

Вскоре Дорис вышла замуж за уважаемого хирурга-ортопеда Чарльза Джеггера, который помимо всего прочего также увлекался фотографией, и поступила в Колумбийский университет изучать психологию. Впрочем, это с ее слов –документального подтверждения того, что она действительно была там студенткой, не осталось. Но и сомневаться в ее словах не приходится –вероятно, именно в этих стенах она и познакомилась с легендарным фотохудожником Кларенсом Уайтом. Он там преподавал и позвал Дорис в числе первых стать студенткой своей новой школы фотографии в 1914 году.

Когда Дорис Ульманн сделала свой первый кадр, неизвестно –скорее всего, ее дебютными работами стали портреты родителей, сестры и племянницы, которая появилась на свет в 1908 году и которую Дорис, так никогда и не ставшая мамой, просто обожала. Увлекшись идеями пикториализма –направления в фотографии, которое объединяло принципы импрессионизма, символизма и ар-нуво, Ульманн вовсю создавала новое искусство. В 1916 году Дорис и ее муж вместе с Уайтом и группой других энтузиастов стали основателями Общества американских фотографов-пикториалистов. При помощи мягкого фокуса, фильтров и других «размывающих» техник они создавали сентиментальные фотокартины.

Пока отец был жив, Дорис публиковалась под его фамилией –так родитель, которого она обожала, мог быть уверен, что его славное имя продолжает существовать. Но после его смерти она стала публиковаться под фамилией мужа. Впрочем, это длилось недолго. Оба супруга преуспели в фотографии, их работы публиковали в книгах и включали в выставки. Жена специализировалась на лицах и даже выпустила серию портретов с известными врачами, а муж, который параллельно развивал и медицинскую карьеру, сосредоточилсяна фотографиях архитектурных. Вот почему никакой конкуренции внутри семьи не было – впрочем, как не было и идиллии.

К ноябрю 1921 года их брак тихо распался. Причину разрыва оба сохранили в тайне до самой смерти. Но после развода Дорис спешно затирала на фотографиях свои подписи с фамилией бывшего мужа, а впоследствии отрицала и сам факт супружества. Поговаривали, что Дорис в то время была очень больна, и возможно, муж не выдержал сложностей и стал инициатором разрыва, чем до глубины души ранил ее. Ульманн переехала в квартиру на Манхеттене и оборудовала часть своего нового жилья на Парк-авеню под студию –многих героев она приглашала именно туда.

«Выбираешь стул или кресло, какое хочется, сидишь, как хочется –с трубкой или без, с сигаретой, с укулеле, томиком энциклопедии… Ульманн говорит, что все это помогает “вытянуть характер наружу”. Она изучает движение рук, когда ты передаешь ей тарелку с куском торта, смотрит, как ты забрасываешь ногу на ногу… Она рассказывает смешные истории, чтобы посмотреть, какая у тебя улыбка, и грустные, чтобы понаблюдать, как на глаза наворачиваются слезы», –вспоминал один из писателей, которых Дорис снимала для своей новой «литературной серии».

Перед объективом ее фотоаппарата сидели ирландский драматург и лауреат Нобелевской премии по литературе 1923 года Уильям Йейтс, российская балерина Анна Павлова и танцовщица балета модерн Марта Грэм, ученый Альберт Эйнштейн, философ Джон Дьюи, актриса Лиллиан Гиш, писатель и первый американский нобелевский лауреат по литературе Синклер Льюис и многие другие.

Развод с Джеггером тяжело сказался на состоянии Ульманн, но страдать вечно она не собиралась. Уже в 1922 году Американская ассоциация искусств предложила Дорис сделать персональную выставку, и причин отказываться не было. К тому моменту у фотохудожницы уже был приличный творческий багаж –фотоальбомы и собственные экспозиции, но все это было создано по месту, а хотелось показать не выхолощенную богемную и городскую, а провинциальную жизнь. В мегаполисе уже не было тех «новых лиц», тех эмоций и той искренности, которые она могла найти в глубинке. Ее перестали увлекать люди с именами, теперь она искала редкие и исчезающие типажи.

Во второй половине 1920-х хрупкая Ульманн, которая не могла жить без слуг, личной модистки и сапожника, взяла тяжелое оборудование и отправилась на запад страны снимать «реальную жизнь». Дорис подготовила серию фотографий с представителями закрытых религиозных групп – шейкерами и меннонитами в Пенсильвании, данкардами в Вирджинии. Потом Ульманн поехала в аграрную часть Кентукки снимать население горных районов, жителей прибрежных регионов Южной Каролины и людей галла, представителей субэтнической группы афроамериканцев, живших вдоль побережья Атлантики. Снимки, которые Ульманн сделала в период между 1927 и 1934 годами, по мнению критиков, стали ее самыми сильными работами.

Путешествовала она не одна –в 1927 году ее компаньоном стал коллекционер фольклора и бард Джон Найлз, который собирал литературные оттиски культуры исчезающих народов, пока Ульманн делала их фотографические образы. Он был младше ее на 10 лет, энергичен и влюблен в харизму Ульманн. Он утверждал, что между ними не было ни тени романтических отношений, только творчество и работа, а Ульманн и вовсе никак не комментировала эту «дружбу». Чувства она всегда отодвигала на второй план, но это не мешало ей финансово содержать «свою команду», в которую как раз входил томноголосый красавчик Найлз с пронзительным взглядом. В 1932 году Дорис начала работу над своей самой мощной серией –она отправилась в Аппалачи фотографировать местных мастеров ремесел и потомков рабов.

В последние годы своей жизни в Нью-Йорке Дорис практически не бывала – заезжала разве что обновить арсенал. Нередко она проявляла фотооттиски прямо в дороге –просто снимала дополнительную комнату в отеле и устраивала мастерскую прямо там. Ее главным орудием труда был громоздкий фотоаппарат, через объектив которого изображение виделось фотографу перевернутым. Экспонометром Дорис не пользовалась, а для создания готовых портретов использовала метод платиновой фотопечати – дорогой, но позволяющий добиваться уникального сочетания тонов. Работы получались с характером, штучными – они становились ценными иллюстрациями для новых книг и материалом для новых выставок. «Примерно 10 апреля начнется седьмая экспедиция Ульманн и Найлза. Автомобили, прицепы и записные книжки готовы», –написал Найлз в начале весны 1934 года. Этот год стал роковым для Ульманн. Свой последний кадр она сделала на горе Тёки неподалеку от Эшвилля в Северной Каролине. В дни этой экспедиции она сильно простудилась и ослабла настолько, что в Нью-Йорк 52-летнюю Ульманн сопровождала медсестра.

Дорис понимала, что конец близко, и начала писать прощальные письма друзьям еще в дороге. Умерла она дома, и при ней чуть ли не до последнего вздоха находился Найлз. Дорис оставила после себя более 10 тысяч стеклянных пластин с изображениями портретов, но достались они не ее детям, которых у нее так и не было, а фонду, который был основан еще при ее жизни. Две тысячи из числа ее последних снимков были опубликованы в книге Аллена Итона «Ремесла южного взгорья», которая вышла в 1937 году, а оригиналы работ впоследствии перешли в архивы университетов.

Завещание, ранее оформленное на сестру, Ульманн переписала за несколько дней до смерти –считала, что у ее родственников денег и без того достаточно. Часть денег Дорис завещала школе Кэмпбелл, которая сохраняла аутентичные ремесла и в которой учились дети из региона Аппалачей. Другую часть – всем родным. Найлзу она назначила ежегодную пенсию в 3,5 тысячи долларов. Многочисленные свидетели утверждали, что еще при жизни он вытаскивал из доверчивой Ульманн приличные суммы и относился к ней отвратительно, а знакомые в личной переписке называли его просто и однозначно – жиголо.Но она, несмотря на все его пороки, грубость и домашние истерики, нежно его любила. «Делай других счастливыми, как ты делал счастливой меня», –написала она в прощальной записке своему другу сердца «Джонни» всего за несколько дней до смерти.