Леди Макбет из еврейского уезда

Великий писатель Николай Лесков незаслуженно прослыл антисемитом, хотя он был ведущим просветителем еврейского образа жизни и одним из первых в русской литературе поднял «еврейскую тему» в своих произведениях.

Еврейская тема в творчестве Лескова возникла, когда ему было уже под 50 лет – он был известным писателем, уже вышли в свет и «Очарованный странник», и «Леди Макбет Мценского уезда», и вот-вот должны были опубликовать «Сказ о тульском косом Левше и о стальной блохе». Первый рассказ Лескова, касающийся еврейской темы – «Владычный суд», – датируется 1877 годом, но помечен автором как быль и описывает автобиографический эпизод, относящийся ещё к 1852-му. Тогда 21-летнему Николаю Лескову, служившему помощником столоначальника по рекрутскому столу ревизского отделения Киевской казенной палаты (в современных реалиях – сотрудник военкомата), попалось на глаза странное письмо. «Невозможно было понять: на каком это было писано языке и даже каким алфавитом. Были и польские буквы, и русские, и вдруг между ними целое слово по-еврейски» – так о нём вспоминал Лесков. А затем он познакомился с автором этого письма, который, спасая незаконно забранного в рекруты сына, дал взятку другому еврею, согласившемуся вместо того пойти в армию. Однако затем взяткополучатель крестился, оставшись, таким образом, и с деньгами, и непризванным, потому что по закону рекрута-еврея мог заменить только другой еврей, но не христианин. В финале рассказа торжествует справедливость – благодаря вмешательству в ситуацию митрополита Киевского Филарета.

Через год после выхода в свет «Владычного суда» в журнале «Русский вестник» был опубликован рассказ Лескова «Ракушанский меламед», большая часть повествования в котором ведется от лица старого таможенника. «По моей дозорной, таможенной обязанности я, разумеется, знал всех окрестных евреев по обе стороны границы – как наших русских подданных, так и австрияков». В рассказе можно натолкнуться на такие, к примеру, пассажи:
«Небесный свод уже алел. Занималась заря, свежая мартовская заря пред днем Пурима – торжественного празднества в память победы Мордехая над Аманом. Это день, когда каждому благочестивому еврею не только разрешается, но даже вменяется в обязанность пить до тех пор, пока он будет не в состоянии отличить Амана от Мардохея. Это не только день радости, но и день чудес, когда еврею сходит с рук все, что бы он ни делал. Писано, что когда два знаменитых раввина, Рабба и Сиро, сошлись в этот день, чтобы вместе упиться до неспособности различить Амана от Мардохея, то раввин Рабба принял за Амана раввина Сиро и убил его, и уложил под лавку, но и это нимало раввину Сиро не повредило, потому что, когда раввин Рабба о нем помолился, Сиро сию же минуту ожил и так шибко убежал из-под лавки, что Рабба не мог его догнать».

Это история из Вавилонского талмуда, трактата «Мегила», а раввина Сиро сейчас принято называть равом Зейрой. Такая глубина проникновения в тему указывает на интерес Лескова к традициям еврейского народа. И подтверждением тому становится целая серия очерков Лескова «Религиозные обряды евреев», которую 11 декабря 1880 года начала печатать «Петербургская газета». В комментарии от редакции пояснялось, кому предназначены статьи – «нашим читателям, между которыми немало людей торгового класса, имеющих более-менее частое соприкосновение с евреями».

Первую статью своего просветительского цикла Лесков посвятил субботе. «Всем известно, что священнейший день у евреев – суббота, или саббат, по простонародному выговору в России – шабаш. Это седьмой день недели, день отдыха и покоя, установленный четвертой заповедью, но мало кому известно, что, кроме субботы, евреи еще особенно чествуют понедельник и четверг. Для этих дней есть особые синагогальные церемонии, учрежденные будто бы Ездрою во время вавилонского плена. Оба эти дня, понедельник и четверг, отличаются в память о том, что Моисей, разбивши скрижали, вторично ходил за новыми скрижалями в четверг, а возвратился с ними с горы в понедельник».

В статье также рассказывается о силе еврейской молитвы, а для тех, кто совсем не знаком с происходящим в синагоге, рассказывается, как выглядят свитки Торы: «Священные книги евреев, хранящиеся во всех синагогах, не печатаются, а пишутся, непременно большими буквами и непременно на пергаменте, столбец к столбцу. На обоих концах это полотно книги прикреплено к круглым деревянным скалкам, чтобы, держась за них, удобно было носить книгу. Скалки эти довольно длинны, так что внизу образуют ручки. Свиток длинен и довольно тяжел: для него сшивается несколько кож вместе, которые образуют одно полотно, и потом навертываются на эти скалки. Пергамент книги должен быть сшит непременно еврейками, а самые письмена написаны не иначе как только евреями. Обе скалки бывают изукрашены, преимущественно обтянуты серебряным листом. Эти скалки называют “Древом жизни”».

Подготовку к встрече субботы Лесков живописует так: «Еще с утра в пятницу всякий добрый отец семейства должен купить к вечернему столу рыбу и припасти пшеничной муки для приготовления шабашковых хлебцев, над которыми перед началом шабашковой трапезы он должен прочесть благословение и дать от них по кусочку каждому живущему в доме. Шабашковую рыбу приготовляют преимущественно фаршированную и делают не только вкусно, но с чрезвычайно неумеренной примесью пряностей, особенно перца. Последнего кладут так много, что наши русские простолюдины называют это не рыба с перцем, а перец с рыбою».

Как явствует из статьи, фаршированная рыба не только многовековое еврейское праздничное блюдо, но и мощный афродизиак. «Чтобы иметь основательные познания о том, как евреи, состоящие в супружестве, должны проводить шабашковую ночь, надо не только знать Талмуд, но еще и родиться евреем, вырасти среди этих людей, в которых чеснок разжигает кровь. Ночь супружеских утех отличается у них от предпраздничной ночи у русских: что у нас почитается грехом, то у них в своем роде обязанность».

Очень подробно описывает Лесков обряды праздника Песах, называя его, конечно, Пасхой, особенно детально останавливаясь на приготовлении мацы. «В самом начале месяца ниссана приобретается зерно, из которого должно намолоть муку для опресноков. Это должна быть пшеница – самая сухая и самая чистая. Мельничные жернова к этому случаю должны быть обернуты новыми льняными полотнами, самый жернов должен быть новый, мукомольный приемный мешок тоже должен быть новый. Приготовлять эту муку не может никто, кроме еврея, и никто не смеет употреблять ни на какую другую потребу. Во время этой работы нельзя отвлекаться и строго воспрещается о чем-бы то ни было разговаривать. Все это тщательно соблюдается».

Лесков подробно и точно описывает пасхальный седер, как восклицают громко: «Вот как бежали наши отцы, с пресным тестом и с посохом в руке, из Египта, от ига фараонова», а затем «начинается религиозно-научная беседа, учреждение которой имеет очень полезное значение». А вот как переводит Лесков на русский язык традиционное еврейское пожелание на Песах: «Ныне, здесь, мы то, что есть, но грядет час, и в будущем имеем указание сделаться по благости Всевышнего свободными детьми Израиля».

Отдельная статья цикла посвящена подготовке к посту Девятого ава. «Евреи в предшествующие дни не вкушают мяса и другой вкусной и питательной пищи и не позволяют себе ни малейшего удовольствия. Они даже убирают, прячут с глаз кольца, серьги и другие ценные и блестящие вещи из дорогих металлов. Во все эти дни они ничего не покупают, не строят, не венчаются и не предпринимают ничего доставляющего удовольствия».

Еще одна статья – о «празднике Труб», то есть празднике Рош а-Шана, ключевым элементом которого является трубление в шофар. «Трубить можно на всяком роге, только не на коровьем, потому что золотой телец имел рога. Преимущественно трубят в козий рог». А дальше Лесков приводит еврейские новогодние поздравления: «Окончив громко вечернюю молитву, они желают друг другу счастья, говоря: “Господь да переселит тебя в благополучный год”».

Делает Лесков и несколько интересных замечаний, касающихся столкновения традиций и реальности: «Возвратясь домой, евреи зажигают субботние свечи, молятся и пьют вино и мед, в который обмакивают хлеб. А где нет – пьют наше сладкое, так называемое “сорока-церковное” вино кагор, и оно служит им за мед. В былое время, когда жилось попривольнее, люди ставили на стол баранью голову – в воспоминание о том добром баране, который был принесен в жертву вместо Исаака. Теперь этим по дороговизне часто манкируют, кроме больших городов, где можно купить баранью голову, не покупая целого барана».

Цикл очерков Лесков закончил статьей о Дне искупления, Йом-Кипуре, но логическим финалом следует считать авторский комментарий к одной из статей: «Еврейская бытовая жизнь мало исследована, но я смело решился бы сказать, что она даже совсем нам неизвестна. То, что мы имеем до сих пор в форме небольших очерков, рассказов и сцен с разговаривающими куклами – есть по преимуществу карикатура, а не художественная правда. Русские беллетристы еврейского происхождения появились у нас очень недавно, но, к сожалению, и они едва ли в силах послужить делу правильно, ибо, с одной стороны, ни в одном из них не заметно выдающихся дарований, а с другой – они страдают тенденциозностью. Самым художественным описанием еврейского быта надо считать произведение польской писательницы г-жи Оржешко “Моер Эзофович”, но и там много вредящей художественной правде тенденциозности. Богатый разнообразными типами еврейский быт ждет талантливого художника, который мог бы и себя прославить, и сделать услугу человечеству. Но это должен быть человек, сколько умный и талантливый, столько же свободный от рабства перед всяким предрассудками – беспристрастный и непременно добрый».

Закончив с очерками, Лесков опубликовал в 1882 году рассказ «Жидовская кувырколлегия», сюжет которого отчасти напоминает «Владычный суд» – тоже призыв, тоже еврейские хитрости с их полным разоблачением. По оценке историка Юлия Гессена, автора книги «История еврейского народа в России», рассказ этот был написан «с целью гуманного, объективного решения “еврейского вопроса”».

С той же целью по заказу еврейской общины Санкт-Петербурга в 1883 году Лесков написал очерк «Еврей в России. Несколько замечаний по еврейскому вопросу». Он был предназначен не для печати, а для комиссии «по еврейским делам» под председательством графа Палена, высказавшейся за уравнение евреев в правах с другими подданными Российской империи, хоть и постепенное. К выводам комиссии, как известно из истории, власти империи не прислушались. Что касается текста Лескова, то широкой публике он стал доступен лишь после 1917 года.