Подпольный Голландец

Во времена «сухого закона» он был одним из самых известных гангстеров Нью-Йорка, державшим под контролем подпольный мир производства и продаж алкоголя, а после его отмены Голландец Шульц умудрился сделать рэкет легальным и стал живой легендой американской мафии.

Артур родился в обеспеченной нью-йоркской семье: его отец Герман Флегенхеймер владел салуном и конюшней. Потом в одночасье всё изменилось: Герман бросил жену и ушел к другой женщине. Матери Артура пришлось устроиться прачкой: никакой профессии у нее не было. Начал зарабатывать и 14-летний Артур: сперва примкнул к уличной банде, а потом стал взломщиком. Его молодость пришлась на «золотой век» американской преступности: деньги лежали под ногами – надо было их поднять. В США был введен «сухой закон», в стране прекратилось официальное производство виски, и для мафии настали счастливые времена. Подпольная торговля алкоголем стала золотым дном, но конкуренция в этом бизнесе была жестокой. В начале XX века в преступном мире Нью-Йорка доминировали итальянские кланы, вытеснившие плохо организованных ирландцев. Итальянцы поддерживали друг друга, а еврею Флегенхеймеру приходилось рассчитывать только на себя.

У итальянской мафии были давние традиции – она в какой-то степени выступала даже хранительницей жизненного уклада. Итальянская этническая преступность действовала по давно отработанным лекалам, а еврейской преступности в Старом Свете не было, и именно в США она начала формироваться с чистого листа: Артур Флегенхеймер, как Багси Сигел, Меир Лански, Луис Бухальтер и Джейкоб Шапиро, осваивали новое для своего народа ремесло (http://jewish.ru/ru/events/world/8612/).

Неудивительно, что Артур часто действовал то чересчур жестоко, то оскорбительно, то слишком опрометчиво: в отличие от итальянцев, у него не было школы, которая за века вырабатывала разумное соотношение жестокости и гибкости, а также навыки работы с полицией и властями. Поэтому Артур Флегенхеймер шел напролом. Но тому была и рациональная причина: он хотел быстро выделиться и сделать себе громкое имя, которое потом начнет работать на него.

Прозвище «Голландец Шульц» он унаследовал после смерти налетчика-голландца из Бронкса – тот был таким же белобрысым и коренастым. Прозвище пришлось Артуру по душе: оно было звонким и хорошо смотрелось в газетных заголовках. Он знал толк в рекламе и понимал, что на гангстера работает его репутация: обираемого должен загодя парализовать ужас – тогда и револьвер не понадобится. С конкурентами же разбирался с какой-то избыточной и изощренной жестокостью: одного из них он подвесил на крюк для мяса, как тушу, а глаза ему завязал вымазанной гонорейными выделениями марлей.

Отсидев первый раз, Голландец стал вышибалой в подпольном кабаке, но за свирепость в защите этого бизнеса от посторонних очень скоро получил в нем долю. Потом вместе партнером-совладельцем они расширили дело и открыли еще несколько точек, а также прикупили несколько грузовиков для доставки спиртного в другие подпольные рестораны и бары – с теми, кто отказывался у них покупать, разбирались по-своему. Бизнес быстро рос, и Голландец стал миллионером.

Удивительно, но и отмена «сухого закона» его не подкосила – он обложил «налогом» владельцев ресторанов, умудрившись сделать рэкет легальным. Для этого Голландец согнал всех рестораторов в профсоюз – Ассоциацию владельцев ресторанов и кафе, нахождение в которой требовало членских взносов. А когда доверенный, собиравший деньги с владельцев ресторанов, присвоил себе 20 000 долларов, Голландец, как шептались тогда в нью-йоркских закоулках, собственноручно расправился с ним, вырезав сердце. Огромные деньги приносили и устраиваемые Артуром лотереи, в результате которых он всегда оставался в выигрыше.

Однако вскоре у Голландца появился мощный враг – прокурор Нью-Йорка Томас Дьюи решил делать политическую карьеру и баллотироваться в губернаторы штата, а для этого приобрести известность. Вот Дьюи неожиданно и объявил войну мафии, существование которой его раньше почему-то мало беспокоило. Голландец был известным персонажем, и процесс над ним мог принести много бонусов, но зацепиться было совершенно не за что – ни улик, ни свидетелей Артур не оставлял.

Тогда Дьюи решил посадить Голландца за неуплату налогов – потом этот прием будет еще не раз опробован правоохранителями, в том числе и против Аль Капоне. Голландец отбивался как мог – все деньги теперь шли на адвокатов, которых был целый рой. И в результате они смогли перенести процесс из Нью-Йорка в маленький городок Малоун, который Шульц сразу осыпал своими деньгами и вниманием, и местные присяжные его оправдали.

Томас Дьюи начал готовить новый процесс, а Артур – его убийство. Но прикончить прокурора Нью-Йорка просто так было нельзя, и Голландец созвал на совет других главных мафиози города. Выслушав 33-летнего юнца, итальянские боссы пришли в ужас – они отлично понимали, какие зачистки после убийства прокурора начнутся в городе и что житья не будет никому. В итоге совет Голландца не поддержал, и он ушел, хлопнув дверью, со словами: «Вы все хотите скормить меня легавым».

Итальянцы начали готовить ликвидацию Голландца. Она случилась 23 октября 1935 года в ресторане Palace Chophause в Нью-арке, но прошла не слишком удачно: киллер стрелял в него в туалете и всадил пулю, попавшую ниже сердца и вышедшую из спины через живот. Голландец выбрался из сортира, доковылял до стойки бара, разменял 25 центов на пять «никелей» и только потом позвонил в «скорую». Впереди были 22 часа агонии и его предсмертный монолог, который до сих пор тревожит воображение многих кладоискателей, писателей и историков – по их мнению, в нем скрыт код, раскрыв который, можно найти припрятанные Голландцем семь миллионов долларов – громадную сумму для тех времен.
– Посмотрите на последние бухгалтерские отчеты – куда пошли деньги, откуда пришли. Присматривайте за мамой. Полиция, заберите меня отсюда. С судом я сам разберусь. Давай, открывай ящики с мылом. Выбирай лотерейный билет! Труба пышет дымом. Хочешь говорить? Говори с мечом. Вот тебе канадский суп на алтаре. Я хочу платить. Я готов. Всю жизнь я ждал. Ты меня слышишь?!
Последними словами Артура Флегенхеймера стали: «Пусть меня оставят одного».