Общество
Еврейский волкодав
Сумерки приносили Одессе налёты, убийства и ограбления...
17.07.2019
Ричард Аведон родился 15 мая 1923 года в Нью-Йорке. Его отец Иаков Исраэль Аведон еще подростком приехал в США из Российской империи и почти сразу попал в сиротский приют. Это изменило характер Иакова не в лучшую сторону: жесткий и бескомпромиссный, он всегда стремился лишь к финансовому благополучию, приговаривая, что «в жизни важны лишь три вещи: физическая сила, образование и деньги». Методы воспитания у отца тоже были довольно экзотическими: так, когда Ричарду было 12 лет, Иаков позволил ему выпить бутылку вина, после чего мальчик в полной мере ощутил, что от алкоголя больше вреда, чем веселья.
К 30 годам Иаков открыл ателье, со временем переросшее в большой просторный магазин одежды на Пятой авеню. «Жизнь его была типичной для еврейского иммигранта: трудности, горе и непонимание в чужой стране. Дед стал успешным дельцом, но потерял все, когда началась депрессия, –рассказывал внук Иакова, Джон Аведон. – Он разорился моментально, едва ли не в “чёрную пятницу”, и страдал от этого всю оставшуюся жизнь. Его интересы составляли только ценные вещи и банкноты».
Жена Иакова Анна Полонски была совсем другой: ее отец владел бизнесом по пошиву платьев, так что она никогда не волновалась об удовлетворении базовых потребностей. Анна поощряла интерес Ричарда к моде и искусству, водила мальчика на концерты классической музыки и обсуждала с ним последние коллекции парижских модельеров. Ребенок обклеивал стены комнаты фотографиями из модных журналов и мечтал когда-нибудь оказаться на месте мастера, сделавшего снимки. «Трехлеткой я листал не детские книжки, а The New Yorker и Vogue. Я знал о моде многое, не умея даже толком читать», – вспоминал Аведон.
Единственное, что всегда смущало ребенка, так это «безжизненность» фотографий, от которых веяло надуманностью и порой даже безвкусицей. Впоследствии Ричард вспоминал, что и в его семье к фотографиям относились чересчур серьезно: «Мы придумывали сюжет, позировали перед чужими роскошными домами и одалживали комнатных собачек. Все снимки в нашем альбоме были построены на лжи, демонстрации того, кем мы не являемся, но так отчаянно хотим быть».
Один из своих первых снимков мальчик сделал, когда ему было девять: он сфотографировал Сергея Рахманинова, который был их соседом. «Меня изумляло, что этот музыкант может играть на рояле часами, практически не прерываясь, – вспоминал фотограф. – Наверное, именно тогда я понял ценность дисциплины и строгости: без них мастерство не отточишь». Тогда же, изучая возможности отцовского «Кодака», Ричард стал фотографировать младшую сестру Луизу, которая отличалась особой, «трагичной красотой».
В полной мере трагизм проявился позже, когда девушка стала страдать ментальным расстройством. Около десяти лет она провела в психиатрической лечебнице и умерла в возрасте 42 лет, когда Ричард был на пике своей карьеры. «Луиза была очень красива и очень несчастна. Когда ей было чуть за 20, она помогала мне в студии, но вскоре перестала говорить и впала в кататонический ступор, – рассказывал фотограф. – В начале своей карьеры я хотел снимать исключительно брюнеток с длинными шеями и большими карими глазами. Они были проводниками в мир воспоминаний о сестре».
Подростком Аведон ходил в среднюю школу Девитта Клинтона в Бронксе, писал стихи и занимался школьной газетой «Сорока». В 17 лет Ричард даже победил в поэтическом конкурсе, но в итоге решил посвятить свою жизнь фотографии. Отучившись, впрочем, всего год в Колумбийском университете, он пошел служить в торговый флот США и сделал тысячи снимков на удостоверения военнослужащих. Фотографии моряков были как под копирку – портрет анфас на белом фоне. Но именно тогда Ричард понял, что отсутствие антуража позволяет «вытащить» на снимок всю суть человека.
Два года спустя фотограф-самоучка уговорил продавца универмага Bonwit Teller одолжить ему несколько нарядов для модной съемки и потратил все свои сбережения, чтобы нанять модель. И буквально сразу получил предложение о работе от Алексея Бродовича – арт-директора Harper’s Bazaar. В 1946 году Аведон сделал серию революционных снимков, на которых модели не выглядели безжизненными: они дурачились, смеялись и бегали босиком по пляжу. Коллеги-фотографы возмущенно фыркали – 23-летний выскочка нарочно делает все по-другому, чтобы свергнуть их с пьедестала. Ричард же просто хотел показывать не моду, а «образы, отражающие прилив энергии и счастья».
Тогда же Ричард встретил и свою первую любовь – 19-летнюю сотрудницу банка Доркас Ноуэлл. Они прожили в браке пять лет, а когда развелись, Аведон только и мог думать, что о «своей милой Доу, ради которой готов проползти на коленях весь Бронкс». Впрочем, уже спустя два года фотограф женился снова, но союз с Эвелин Франклин был для него «тихим убежищем без всякого огня». Вторая жена, родившая Аведону единственного сына, смиренно играла роль второго плана. «Я должен быть немного влюблен в своих моделей. Но это не та влюбленность, что ведет к сексуальным отношениям, а увлечение образом, который хочется запечатлеть», – говорил Ричард.
Декорациями для его фотографий служили египетские пирамиды, ярмарочные палатки и арена Cirque d'Hiver Bouglione в Париже, где в 1955 году Аведон сделал знаменитый снимок «Довима и слоны». Впоследствии кадр называли «лучшей рекламой Dior за все времена», но сам автор эту работу удачной не считал. «Глядя на фотографию, я каждый раз думаю, что пояс платья должен развеваться влево. Из-за небольшого досадного упущения я никогда не буду доволен этим снимком», – говорил Аведон.
В конце 50-х, устав от съемок под открытым небом и сложных композиций, Ричард стал все чаще делать студийные фото на белом фоне. К тому моменту он был уже очень известен. В 1957 году Paramount Pictures даже выпустили мюзикл «Забавная мордашка» о фотографе, прототипом которого стал Аведон. Обаятельного парня с камерой, неожиданно увидевшего в продавщице книжного магазина будущее «лицо с обложки», сыграл Фред Астер. В роли хозяйки прилавка снялась Одри Хепберн, давняя муза Ричарда. «Одри в объективе – это подарок. Ее невозможно сделать еще совершеннее, она и так само совершенство», – говорил фотограф.
Получить такой комплимент от Аведона дорогого стоило, ведь в те годы он был одержим идеей показать всем истинное лицо героев съемки. Иногда в стремлении сорвать «маску» Ричард даже прибегал к небольшим хитростям. Так, фотографируя герцога и герцогиню Виндзорских в 1957 году, Аведон рассказал им, что его собаку сбила машина. «Когда я пришел, у них наготове была фирменная роль: “монаршая семья на обложку”, – вспоминал фотограф. – Но Бесси и Эдуард повсюду таскали своих обожаемых мопсов, и новость о несчастье, якобы постигшем моего пса, на миг преобразила их лица. Собак эти люди любили куда больше, чем евреев».
В возрасте 35 лет Аведон попал в «десятку величайших фотографов мира» по версии журнала Popular Photography. Но он стремился не к славе, а к максимальной самореализации, объясняя, что «ненавидит камеры и мечтает фотографировать, просто моргая глазами». Предмет его гордости, фотоальбом «Ничего личного», продемонстрировал американцам известных личностей и простых людей, какими их видел Аведон. Отечное лицо Дороти Паркер, обнаженный торс Аллена Гинзберга, уставший взгляд Мэрилин Монро, а рядом – снимки пациентов психиатрической клиники и чернокожих студентов.
Сам фотограф характеризовал издание как «сборник лучших работ», но критики провозгласили альбом «аморальной книжонкой, возглавляющей тройку самых бестолковых книг года». Аведона обвинили в лицемерии: он то приукрашивал знаменитостей, то выставлял лжецами, дураками и психами. В этом была доля правды: Ричард, который к тому моменту уже покинул Harper's Bazaar и работал в Vogue, проводил одну «глянцевую» съемку за другой. Он фотографировал Майю Плисецкую и Марлен Дитрих, проводил коммерческие съемки для Du Pont и Helena Rubinstein. При этом Аведон не прекращал создавать свои выразительные, порой пугающие портреты, из-за которых на него и взъелись критики. Сам Ричард объяснял, что, «будучи признанным мастером модной фотографии, он всегда ощущал, как сильна его социальная ответственность».
Все свои гонорары Аведон тратил на личные проекты: путешествовал с камерой по Америке, фотографировал участников протеста против расовой дискриминации, делал снимки врачей и солдат во Вьетнаме. Но самыми известными стали снимки его смертельно больного отца – Ричард впервые выставил их в Нью-Йоркском музее современного искусства в 1974 году. После этого его стали называть «убийцей с камерой». По мнению критиков, фотографии демонстрировали агрессию и обиду Ричарда, который таким образом мстил отцу за недостаток внимания и жестокосердие. «Сначала я думал, что это проявление нежности и любви к папе, а потом стал допускать мысли, что во время съемки я словно убивал его через объектив, – вспоминал Аведон. – Я спросил своего психоаналитика, есть ли в моих подозрениях рациональное зерно, и он ответил: “Скорее всего. Но разве это наказуемо, если ты никому не причинил вреда?”».
Потеряв отца, Ричард и сам попал в больницу: у него начались серьезные проблемы с сердцем. Осознание неизбежности смерти вдохновило фотографа на серию работ «На Американском Западе» – проект, над которым Аведон трудился пять лет. За это время в объектив фотографа попали почти 800 человек. Он снимал фермеров и домохозяек, ездил на месторождения нефти, скотобойни и в тюрьмы, чтобы продемонстрировать всем «истинный Запад». Как всегда, трактовка работ Аведона была неоднозначной: в то время как одни восхищались его умением в точности передавать эмоции людей, другие углядели на снимках «грязное использование простых американцев и искажение образа Запада». Сам фотограф утверждал: все намного проще. Он считал этот цикл лучшим из завершенных, поскольку, оказавшись на пороге смерти, «почувствовал незримую, но прочную связь с этими абсолютно незнакомыми людьми».
Однако смерть, которую Аведон был готов встретить еще в 70-х, пришла к нему лишь спустя четверть века. За эти годы Ричард успел поработать первым штатным фотографом в The New Yorker, сделать два календаря Pirelli, провести не один десяток лекций и начать работу над серией снимков «Демократия» о президентских выборах. Увы, завершить ее фотограф-легенда так и не успел – он скончался в больнице Сан-Антонио от кровоизлияния в мозг 1 октября 2004 года. «Изображения почти заменили нам книги и речь. По-моему, это накладывает на фотографов огромную ответственность», – говорил Аведон.