Набоков на белом коне

Она была с ним и в нищете, и в славе. Но не заискивала перед гением: в их отношениях до самой старости именно Владимир Набоков был рыцарем – Вера Слоним лишь благосклонно принимала ухаживания.

Жена Владимира Набокова – Вера Слоним – родилась в царской России в семье управляющих. Папа, юрист Евсей Лазаревич, и мама, экономист Слава Борисовна, заведовали делами на крупных объектах – например, в имении статского советника Михаила Родзянко. Вот почему в 1917 году вся семья Слоним бежала из охваченной революцией России, долго скиталась по Европе и только через четыре года осела в Берлине.

Кругом общения сестёр Елены, Веры и Софьи Слоним стали бывшие офицеры Белой армии. Исследователь Брайан Бойд отмечает: «Несколько странный выбор компании для молодой еврейки из России, учитывая, что в Белой армии процветал антисемитизм. Однако ещё во время бегства из России сёстры Слоним сумели своим мужеством покорить одного враждебно настроенного по отношению к ним белоармейца, обретя в нём защитника».

Как бы то ни было, общество военных было не самой интересной компанией для успевшей закончить гимназию Веры – утончённой, начитанной. Часто она предпочитала проводить время в одиночестве, вырезая из журналов и газет русские стихи. Были среди вырезок и стихи молодого поэта Сирина – он довольно скоро обретёт литературное признание сначала под этим псевдонимом, а потом под своим настоящим именем Владимир Набоков.

В мае 1923 года 21-летняя Вера Слоним и 24-летний Владимир Набоков познакомились на благотворительном балу. В день знакомства Вера так и не сняла маску, но поразила Набокова и общей эрудицией, и знанием его стихов. Тот период был одним из самых мрачных в жизни писателя: от рук террориста погиб его отец, бывший министр, на пике сочувствия родители его тогдашней возлюбленной, 17-летней Светланы Зиверт, позволили заключить помолвку, но через год настояли на её разрыве. Невеста была слишком молодой, а финансовое положение жениха – слишком неопределённым.

Владимир Набоков тяжело переживал это – в журналах появлялись только его трагические стихи. Однако встреча с таинственной незнакомкой в полумаске всё поменяла. Через несколько дней Владимир Набоков уехал работать на ферме во Франции и написал оттуда Светлане Зиверт прощальное письмо. А ещё через неделю появилось его стихотворение, вдохновлённое совсем другой женщиной. Было оно полно уже не сожалений, а надежды:

Тоска, и тайна, и услада...
Как бы из зыбкой черноты
медлительного маскарада
на смутный мост явилась ты.

И ночь текла, и плыли молча
в ее атласные струи
той черной маски профиль волчий
и губы нежные твои.

Тогда же между Владимиром Набоковым и Верой Слоним завязалась переписка. «Не скрою: я так отвык от того, чтобы меня – ну, понимали, что ли, – так отвык, что в самые первые минуты нашей встречи мне казалось: это – шутка, маскарадный обман. А затем… И вот есть вещи, о которых трудно говорить – сотрешь прикосновеньем слова их изумительную пыльцу» – начинает Набоков первое из писем. По возвращении в конце лета он впервые увидел своего адресата без маски, а почти через два года после знакомства, в апреле 1925-го, Владимир Набоков и Вера Слоним поженились.

«Письма к Вере» – история этого брака в письмах. Это история любви, нерушимого взаимного уважения и поддержки в условиях безденежья. А еще это история развития талантов – не только великого писателя, но и его верной помощницы, человека тоже очень одарённого и очень скромного.

Вера Евсеевна была секретарём, а затем хранителем наследия мужа. Она не стремилась публиковать переписку, но и утаивать эту часть творчества Набокова не собиралась. В 1981 году Вера Набокова согласилась надиктовать часть писем биографу писателя Брайану Бойду. Позже сын Веры и Владимира Дмитрий передаст тому же исследователю все сохранившиеся письма отца к матери. И контраст между этими двумя порциями писем – огромен. Если в целом переписка полна нежных прозвищ и признаний, то в озвученных Верой текстах – перед нами сухая фактология, подчас лишённая даже приветствий.

Ещё больше о добровольном уходе Веры Набоковой в тень говорит то, что собственные письма к мужу она уничтожила, хотя сам Набоков говорил, что они были полны литературной прелести: «Я прочёл части твоей открыточки вслух Ильюше и Зинзин, и они сказали, что теперь понимают, кто за меня книги пишет». Вместе с тем, из переписки, в которой голос Веры Набоковой добровольно устранён, мы узнаём, что, будучи помощницей и секретарём знаменитого мужа, она никогда не чувствовала себя на вторых ролях, не заискивала перед гением, с которым делила жизнь. В их отношениях до самой старости именно Владимир Набоков был кавалером и рыцарем, а она благосклонно принимала ухаживания, но, например, не баловала мужа ответными письмами, на что он постоянно сетует: «Ты не находишь ли, что наша переписка несколько односторонняя? Я так обижен на тебя, что вот начинаю письмо без обращенья. Сперва я решил тебе послать просто чистый лист бумаги с маленьким вопросительным знаком посредине, но потом пожалел марку. Правда – почему ты не пишешь мне? Это мое пятое письмо – а от тебя я получил только одно».

Конечно, гораздо больше, чем о молчаливом адресате «Писем к Вере», мы узнаём об их авторе. И поразительно – привыкшие отождествлять Набокова с его отстранёнными, холодноватыми, презирающими всех и вся героями-снобами, здесь мы узнаём о совсем другом человеке. О человеке очень доброжелательном, ни о ком не сказавшем дурного слова, скорее наоборот: «Я окружён сотнями милейших людей». Враг всяческого мещанства, в переписке первых лет супружества он доходит до сюсюканья, скрупулёзно описывая свой быт уехавшей на лечение жене, и в этом не оказывается ничего пошлого – интимный разговор двоих не равен публичной литературной речи: «Милое мое, дорогое, нашла ли ты пристанище? Когда же ты мне напишешь, что тебе хорошо, уютно, легко? Ты ж обо мне, радость моя муренька, не беспокойся: я отлично живу, сытно питаюсь, много читаю и пишу. Очень мне интересно, понравится ли тебе мой стихотворенысч».

Набоков стремится освободить жену от хлопот, от зарабатывания денег, печалится, что той приходится рано вставать на службу, и всячески приближает день, когда ей не придётся этого делать. Когда рождается сын Дмитрий, писатель умиляется: «На каждом постаменте парового отопления сидит по кошке, а на кухне скулит двадцатидневный щенок-волчонок. А как-то наш щеночек? Странно было проснуться нынче без голоска, проходящего на твоих руках мимо моей двери». Но при этом он и берёт на себя полноценную заботу о ребёнке наравне с Верой: «Душка моя, я чувствую, как ты устаешь, это ужасно; когда я приеду, то буду мальчиком заниматься весь день, ты отдохнешь».

И всё-таки в первую очередь «Письма к Вере» – не семейная хроника, а документ из жизни одного из крупнейших писателей ХХ века. Он помогает увидеть творческую кухню Набокова, почти в режиме реального времени понаблюдать за тем, как рождался замысел романа «Дар». Но главное – даже в бытовых мелочах, в случайных обмолвках, в книге можно узнать точный, сухой, сдержанный и оттого ещё больше полный неповторимой красоты набоковский стиль: «Утром сегодня гулял, ветер повернул на весну, очень выпуклый, но еще холодно. Бумажно-белые, неприлично тоненькие стволы маленьких американских берез на фоне молодого голубого неба. Оберточная бумага сухой дубовой листвы. Резко яркие, красные, синие рамы девичьих велосипедов, прислоненных под елями».