Ведьмы из Освенцима

Шила абажуры из кожи узников – и ходила по Освенциму в косах убитых евреек. Военных преступниц было немного, но они отличались особой жестокостью.

В 1975 году американский философ Сьюзен Зонтаг в эссе «Очаровывающий фашизм» исследовала тревожный феномен – эстетизацию нацизма. Её анализ строился на примерах работ Лени Рифеншталь, чьи фильмы, воспевающие культ арийского тела, в 1970-х переживали второе рождение. Но куда более тревожной оказалась новая волна в кинематографе – так называемая наци-эксплуатация, где главными антагонистами стали женщины в эсэсовской форме. В этой волне присутствовали такие киношедевры, как фильм «Ночной портье», который все же эксплуатировал эротику власти, смешивая фашистскую эстетику с BDSM-фантазиями. А сколько было третьеразрядных фильмов вроде канадских «Ильза, волчица СС» или «Ильза – свирепая тюремщица», плюс еще с десяток им подобных, снятых в Европе. Эти фильмы превращали лагерных надзирательниц в гиперсексуальных садисток.

Отголоски этой волны прослеживались в моде. Именно в конце 70-х на главных подиумах, а также в клубах и просто на улицах появились кожаные плащи, фуражки и сапоги. Еще были комиксы с женщинами-вамп в нарядах, похожих на нацистские, и соответствующий им стрит-арт. В общем, Сьюзен Зонтаг подняла эту тему не зря. Превращая реальных палачей-надзирательниц в роковых женщин, femmes fatales, общественное сознание как бы нормализовывало зло. На самом деле, в прототипах этих фетишей ничего гламурного не было, это были самые «обычные» люди, ставшие палачами.

Трехликая Ильза

Прототипов у кинематографических монстров было как минимум три. Первый – Ильза Кох, жена коменданта Бухенвальда и надзирательница в этом же лагере. Второй – Ирма Грезе, надзирательница в Освенциме. Там же работала Йоханна Ланге – третий прототип. Кроме факта замужества первой, биография всех трех женщин абсолютно идентична. Скромное происхождение, отсутствие образования. Так, Ирма Грезе родилась в крестьянской семье и в 15 лет бросила школу. Отцом Ильзы Кох был фабричный рабочий – и до замужества она была бухгалтером. Йоханна Ланге до войны работала швеей. Продвижение началось с членства в нацистских молодёжных организациях. После была стремительная «карьера» в концлагерях – и энтузиазм при пытках и убийствах заключенных.

Ни одну из женщин, по воспоминаниям современников, особая жестокость в детстве не отличала. Так, Ильзу Кох одноклассники называли «серой мышкой», а коллеги описывали как замкнутую, необщительную, но исполнительную. Йоханну Ланге одноклассники не воспринимали всерьез из-за плохой успеваемости, но она находила себя в занятиях спортом. И только вступив в нацистские организации, девушки расцвели.

Собственно, обстановка располагала. Гитлерюгенд и Лига немецких девушек (BDM) не просто приучали к дисциплине – они формировали новую женственность: служебную, жертвенную, фанатичную. Фашизм предлагал девочкам миф о собственной значимости – быть частью великого порядка. Для тех, кто, как эти трое, не имел особых перспектив в старом мире, это было увлекательнейшее путешествие – не имея за душой особых моральных тормозов, все три в него и отправились. Помимо карьерных возможностей, это дарило и личные перспективы. Среди этих трех женщин особо отметилась Ирма Грезе – оказывается, когда-то она мечтала о карьере актрисы, и оказавшись в мужском окружении, начала носить короткие юбки и яркую помаду, кокетничать с эсэсовцами. Ей приписывали романы с комендантом Крамером и доктором Менгеле, хотя доказательств нет. Две другие женщины, Кох и Ланге, напротив, держались строго, предпочитая формальный стиль.

По фотографиям ни одну из этих женщин нельзя назвать красавицей: светлые волосы не искупают выражения тупости и жестокости на лицах. Тем не менее впоследствии они удостоились «лестных» прозвищ «светловолосый дьявол» или «прекрасное чудовище» (Ирма Грезе), «молчаливая убийца» (Йоханна Ланге), «бухенвальдская ведьма» (Ильза Кох). С именами этих женщин связаны самые страшные зверства, творившиеся за стенами концлагерей.

Про Ильзу Кох выжившие узники рассказывали на Нюрнбергском процессе, что она выбирала заключенных с интересными татуировками, чтобы потом лично мастерить из их кожи абажуры, перчатки и другие «сувениры». Один такой абажур был продемонстрирован во время процесса. Также она любила скакать верхом по лагерю, хлеща плетью всех попадавшихся на пути. Особенно доставалось женщинам – она лично отбирала беременных для экспериментов, а после заставляла ассистировать при вскрытии их собственных детей.

Ирма Грезе и Йоханна Ланге работали в женском лагере. Грезе натравливала голодных овчарок на узниц, во время селекций вводила женщинам фенол прямо в сердце, лично проверяя пульс до последнего удара, собирала волосы казненных девушек, заплетая их в «трофейные» косы, которые носила при себе. Ланге прославилась как любительница «ночных проверок». В 3-4 часа утра устраивала внезапные построения, заставляя женщин часами стоять на морозе в одном белье. Для избиений использовала специальную плеть с металлическими наконечниками, била всегда по одним и тем же местам. Ее же излюбленный прием лег в основу сюжета фильма «Выбор Софи» – она заставляла матерей выбирать, кто из детей пойдет в газовую камеру, а кто останется.

Финал жизни этих трех женщин оказался различным. Ирма Грезе была арестована британцами в 1945 году, на Бельзенском процессе приговорена к смерти и в свои 22 года была повешена. Всего из 45 обвиняемых на этом процессе были повешены 11 человек, среди них три женщины-охранницы. Ланге среди этих трех не было. Ей удалось бежать из лагеря, по слухам – в Латинскую Америку, найти ее не удалось. А Ильзу Кох на Нюрнбергском процессе приговорили не к смертной казни, а к пожизненному заключению. Она повесилась в тюрьме в 1967 году.

Конец наци-эксплуатации

Так почему же эти женщины, вместо того чтобы вызывать ужас и отвращение, в крайнем случае – жалость, вдруг превратились в фетиш? Среди военных преступников женщин было не так и много – менее 5%, исследования архивов СС также показывают, что большинство надзирательниц не выделялись ни особой жестокостью, ни красотой. Их отбирали за физическую выносливость и идеологическую благонадёжность, но в массовой культуре они занимают непропорционально большое место.

Сюзан Зонтаг полагала, что людям свойственно сексуализировать темы, связанные с насилием, властью и строгой дисциплиной – вот почему образ вроде женщины-нацистки в латексе так легко «скормить» публике отдельно от исторического контекста. Позже немецкий культуролог Клаус Теуфель также доказывал, что такие образы служат для проработки коллективной вины и страха. Сексуализация помогает сместить акцент с реального ужаса Холокоста на фантазию, делая ее «переносимой». Опасность таких фантазий, впрочем, Теуфель также подчеркивал: это не просто «болезненные мысли», а телесные и психические состояния, которые могут привести к реальному насилию.

В конце 70-х годов благодаря стараниям общественных деятелей и мыслителей волна наци-эксплуатации в кинематографе спала. Отголоски и рецидивы ее, впрочем, периодически всплывают.