История эта произошла в самом конце Второй мировой войны. В крошечном и, несмотря на войну, ухоженном австрийском городке к юго-востоку от Граца стояли рядом советские и союзнические войска. Союзники задержали немецкого офицера. Точнее сказать, он сам сдался англичанам. Сидел на допросе и вполне довольный собой, не стесняясь, обстоятельно докладывал британскому офицеру о себе и своих достижениях в деле очищения Европы от «еврейской заразы».
Немец оказался не простым военным, а эсэсовцем с немалым послужным списком. Трудно сказать, что заставило его быть столь откровенным на допросе. Возможно, он действительно надеялся, что «славная» биография поможет ему лучше устроиться у победителей. Так или иначе, чувствовал он себя вполне уверенно и свободно.
По ходу его рассказа офицер армии Его Величества — лейтенант, ведший допрос, — становился все мрачнее. Его помощник и секретарь, едва успевавший записывать показания, все ниже склонялся над записями.
— А ты, похоже, итальянец! — совсем разошелся эсэсовец, обращаясь к офицеру с темной кудрявой шевелюрой. — Переметнулся никак к победителям, а? Выслужился? Ну-ну... Жалко, мы не успели навести у вас порядок!
Офицер внимательно посмотрел на него, а затем обратился к своему адъютанту:
— Послушай, а ведь этот подонок, действительно, так и уйдет безнаказанным! Неужели же мы ничего не сделаем?
— Почему же, — ответил помощник, — есть один вариант...
Эсэсовца, чей рассказ был прерван репликами британцев, прошиб холодный пот. Он неплохо знал английский, но фразы, которыми только что обменялись между собой эти «англичане», понимал еще лучше. Искаженный родной немецкий — этот язык ему слишком часто приходилось слышать в последние годы.
Нацист вдруг с ужасом осознал, кто на самом деле его допрашивал, и понял, что пощады не будет. Запнувшись на полуслове, он побелел. Дыхание перехватило, трясущиеся пальцы потянулись к пуговицам аккуратно застегнутого воротника. В его поплывшем сознании голоса британцев слились в гул, и немец перестал различать их слова. Впрочем, дальнейший их разговор продолжился на гортанном хриплом языке, который он все равно не смог бы понять.
Внезапно потеряв весь свой лоск, немец безучастно наблюдал за происходящим. Лейтенант кому-то звонил, договаривался о встрече. Затем задержанного вывели, посадили в машину и куда-то повезли. Автомобиль остановился в безлюдном переулке, на краю зоны союзников. Со стороны советской территории навстречу офицерам шагнул майор советской армии в сопровождении двух солдат. Майор подошел и брезгливо посмотрел на немца.
— Этот? — спросил он на идиш, кивая на пленного.
— Да, Абраша, — отвечал ему адъютант. — Вот копия протокола, я переписал для тебя на мамэлошен.
— Да зачем мне эта твоя записка, Веня?! — взвился вдруг майор. — Ты ведь знаешь, что они сделали... Я эту шваль...»
Последние рубленые фразы, пробившиеся сквозь скованное ужасом сознание немца, были сказаны уже на русском — короткие команды, которые отдавал майор своим солдатам. Автоматная очередь прервала мучения эсэсовца.
— У нас бы его после допроса, скорее всего, отпустили, — как бы извиняясь, сказал лейтенант майору. — Спасибо тебе...
Майор советской армии Абрам Цейтлин устало кивнул, глядя на своего беспутного младшего брата, много лет назад бежавшего из дома в Палестину. Он и подумать не мог, что когда-нибудь увидит его снова. На прошлой неделе они случайно оказались вместе на официальной встрече как представители двух союзнических, но все же противостоящих армий.
Они единственные из некогда большой и дружной семьи остались в живых. Встретившись, сразу узнали друг друга. Абрам только и успел рассказать брату, что родители и сестры остались где-то во рву под Бобруйском.
Майор с опаской взглянул на сопровождавших его солдат.
«И ведь даже обняться при них нельзя, — подумалось ему с тоской. — А может, они все равно заметили? Донесут? Наверняка... Брат советского офицера в империалистической армии! Если там узнают, разжалуют сразу. Как минимум разжалуют...»
Майор Цейтлин, сухо кивнув, пожал руку лейтенанту, тоже палестинскому еврею. Взглянул на брата. Это была их последняя встреча. Там, видимо, все-таки узнали. Майор Абрам Цейтлин, разоблаченный «британский и японский шпион», умер через три месяца — то ли во время допросов, то ли уже на этапе.
***
Еврейская бригада — воинская часть, созданная англичанами осенью 1944 года в составе британских вооруженных сил и укомплектованная еврейскими добровольцами из Палестины, — была расформирована в июне 1946-го.
Бесчестная британская политика по отношению к евреям, в особенности на фоне растущего осознания масштабов Катастрофы, вела к усилению напряженности между правительством Англии и еврейским населением Палестины. Поэтому британцы предпочли разоружить и демобилизовать еврейских бойцов.
Тем не менее именно благодаря солдатам бригады была налажена нелегальная эмиграция в Палестину переживших Холокост европейских евреев. А в мае 1948 года они стали основой офицерского кадрового состава Армии обороны Израиля. Именно их опыт, приобретенный в боях с нацистами, во многом обеспечил последующую победу еврейского государства в Войне за независимость.
Эту историю рассказал мне прототип Бени (Вени) Цейтлина, ветеран Еврейской бригады и Армии обороны Израиля. В конце 90-х он встретился в Хайфе с сыном своего старшего брата Абрама, репатриировавшимся в Израиль с детьми и внуками.