Шутник за штурвалом

Британский лётчик Деннис Силк после войны год батрачил на ферме. А потом переехал в Иерусалим и взрастил на Святой земле английский юмор.

Если бы Денниса Силка не существовало, его следовало бы придумать. Впрочем, судьба этого писателя – и человеческая, и литературная – выглядит так фантастически неправдоподобно, что можно заподозрить блестящую мистификацию. Тем не менее Деннис Силк существовал на самом деле – это был британский лётчик, который влюбился в Израиль, прожил там долгие годы и привнес в местную литературу английский юмор и абсурд.

Может быть, именно для того, чтобы еще раз подчеркнуть реальность Силка, его переводчики на русский – Гали-Дана и Некод Зингер – написали для книги «Трифон и другие» интересное предисловие. Это «Спиритический сеанс в одном акте», где о судьбе и творчестве Денниса Силка рассказывают не только сказочные персонажи – Алиса и Шалтай-Болтай, но и вполне реальные люди – Гавриэль Левин, Сол Беллоу и Иегуда Амихай, из книг которых переводчики выбрали самые емкие цитаты о Деннисе Силке.

Итак, будущий писатель родился в 1928 году в Лондоне. В 50-х же он перебрался в Иерусалим и прожил там до смерти в 1998 году. Гавриэль Левин так рассказывает о юности Силка: «Ему было чуть больше 20, он прошел срочную службу в Королевских ВВС, работал лектором в издательстве Bodley Head и вращался на периферии гурджиевского общества в Лондоне. Переезд из Лондона на ферму в Сассексе, где он в течение года получал сельскохозяйственное образование, и последующий отъезд в Израиль стали первыми шагами в формировании образа поэта “смутного Леванта”».

Уже сам необычный дом, где поселился Деннис Силк в Иерусалиме, оказался символом и его судьбы, и его необычного взгляда на мир. В 50-х через дом Силка проходила граница между двумя странами. Сам писатель говорил так: «Судя по всему, передняя комната была в Иордании, а задняя – в Израиле». И хотя позднее вся эта территория отошла Израилю, ощущение пограничности осталось эдакой межой в сознании. Гавриэль Левин говорит: «Эта ситуация идеально подходила для поэта, который чувствовал себя зависшим между любыми территориями и определениями». А ещё этот необычный адрес подчёркивает, что Силк был певцом не столько Израиля, сколько Иерусалима – совершенно особого места, чья аура шире, чем любая государственность. И обширному иерусалимскому культурному мифу Силк добавляет ещё одно измерение, ещё одно качество – игровую абсурдистскую лёгкость. Некод Зингер, общавшийся с писателем, вспоминает: «Однажды он заметил, что имя этого города – Иерусалим – слишком отягощено историческими, религиозными и метафизическими смыслами, и следовало бы придумать новое, более легкомысленное, ну, например, Пумперникель».

Говоря об израильской литературе, на каком бы языке она ни была написана, невозможно не вспомнить Шмуэля-Йосефа Агнона, в ХХ веке повернувшего время вспять и создавшего совершенно убедительную, со всеми нюансами, еврейскую светскую средневековую литературу, которой прежде никогда не было. Деннис Силк проделывает нечто подобное – он создаёт абсолютно израильскую, иерусалимскую литературу, построенную на чисто английском парадоксальном юморе. Ну, то есть писатель заговорил так, как говорили бы Льюис Кэролл или Эдвард Лир, живи они в Израиле в ХХ веке. В соединении специфических черт английской литературы и еврейского мироощущения чувствуется и влияние Айзека Розенберга – одного из ведущих английских поэтов Первой мировой войны. Вот как об этом в ходе «спиритического сеанса» предисловия рассказывают голоса Гавриэля Левина и самого Денниса Силка:

«Левин: В юности Силк, родившийся в 1928 году в Лондоне, внимательно вчитывался в стихи Розенберга, олицетворявшего всё то, к чему он стремился. Происходивший из бедной еврейской общины Уайтчепел, Розенберг – поэт бурной энергии и воли к самообновлению посреди ужасов Первой мировой войны, совершил...
Силк: ...двойной подвиг, соединив великое еврейское прошлое с английским настоящим!»

Чувствуется в работах Силка и отголосок другой литературы, не менее значительной, чем английская, но при этом подчёркнуто маргинальной и ещё больше базирующейся на игре и абсурде – ирландской. Причём особенно много ассоциаций у читателей может возникнуть даже не с Джеймсом Джойсом, а с мрачновато-весёлым, исполненным лёгкости литературным хулиганом Флэнном О`Брайеном и особенно с его романом «О водоплавающих».

Ирландца Сэмюэля Бэккета, а также румынского драматурга Эжена Ионеско, родоначальников театра абсурда, можно вспомнить, читая о созданном Силком «театре вещей». Актёры этого театра – предметы, чьи жизненные истории оказываются удивительно человечными. «В “Стуле мистера Чарльза” это простой складной стул, который бросает вызов одинокому актеру на сцене – мистеру Чарльзу в исполнении самого Силка», – рассказывает Гавриэль Левин. Вспомним, что одна из самых знаменитых пьес Ионеско, рассказывающая о беззащитности маленькой жизни перед лицом большого мира, тоже называется «Стулья».

Эксцентричный, живущий анахоретом, окружённый самыми неожиданными предметами и вступающий с ними в сложные, противоречивые отношения, Силк и сам напоминал персонажа своего театра. Жизнестроительство в его случае было гигантским перформансом, быт в котором не только не отделён от искусства, но и является им. «Рассказывают, что у Силка в доме был любимый череп по имени Джозеф, с которым он долгое время не расставался. Но однажды страшно рассердился на него и выкинул на иорданскую территорию», – вспоминает Некод Зингер.

В книге «Трифон и другие» собрана вся малая проза писателя, и это небольшая книга – произведения в ней по объему гораздо ближе к рассказам, чем к роману или повести. Вообще-то, обычно молодое издательство «всегоничего» занимается выпуском книг поэтических, но иногда делает исключение для прозаических миниатюр, близких к поэзии. Но произведения Силка при небольшом объёме такие плотные и насыщенные, что по итогу оказываются настоящими приключенческими романами. Герои осваивают небольшую территорию Израиля так же самозабвенно и энергично, как, например, герои Жюля Верна осваивали целую планету, и сталкиваются с ещё более невероятными чудесами. Перед нами магический реализм, благодаря абсурдистской ноте совсем не похожий на произведения Габриэля Гарсия Маркеса или Жоржи Амаду, но тем не менее уверенно преображающий всё повседневное, соединяющий быт и миф. Все исследователи творчества Силка подчёркивают, что он творит особый иерусалимский, израильский миф.

Книга открывается появлением Трифона – это попавший на израильскую почву древнегреческий Тифон, но одна случайная буква меняет его и без того волшебную природу. Он оказывается рекой, окружающей Иерусалим, и Силк говорит об этом так уверенно, что и читателю вдруг кажется – сухой, шелестящий от жары город и впрямь перевит её бурными водами. «Исток реки, окружающей Иерусалим, в действительности – гигант Трифон. Трифон был химерой, совершившей паломничество в Иерусалим в 1837 году или, согласно другим утверждениям, в 1839-м. Так или иначе, все сходятся на одном – его гигантском росте, мудрости и чешуйчатой коже, не похожей на человеческую», – пишет Силк. А в следующей новелле хулиган-писатель то ли намекает, то ли просто откровенно признаётся, что выдумал не только Трифона, но и собственного прапрапрапрапрадеда, отважного исследователя Леванта Джеймаса Бэкингема Силка из Вильны, и этой выдумкой ещё больше укореняется в ставшей для него родной иерусалимской земле.

Новеллы «Молинью» и «Костиган» представляют собой своеобразную дилогию, за перевод которой Некод Зингер был награждён премией Норы Галь в номинации «За близость к своеобразию подлинника». «Томас Молинью, молодой англичанин из хорошей семьи, высадился в Хайфе в августе 1847 года. Он собирался измерить глубину Мертвого моря, нанести на карту маршрут своей экспедиции и должным образом высушить прилежно составленный гербарий тех мест, где ему самому предстояло иссохнуть», – начинает историю Деннис Силк. Попутно его герой общается на языке болотных курочек с загадочным племенем разбойников, ведущих свой род от расчленённого великана – может быть, Трифона? – и ищет следы своего исчезнувшего кузена, Кристофера Костигана, прибывшего в Палестину с той же целью – измерить глубину Мёртвого моря – и, возможно, ухитрившегося в нём утонуть. Обратим внимание, что в отличие от своего двоюродного брата-англичанина, Костиган был ирландцем. Так Силк указывает на природу своих литературных корней.

В новелле «Монтефиоре» действует реальное историческое лицо – благотворитель Мозес Монтефиоре. Однако волей Денниса Силка он переживает совсем не историческое и вообще невероятное событие – влюбляется в Луну. Ещё одна небывалая любовная история случается и с другим вполне историческим персонажем – православным епископом Порфирием Успенским. В новелле «Порфирий и Эстелина» Силк заставляет его пережить роман с эфиопской принцессой, живущей со своей свитой в храме Гроба Господня. Это завершающая новелла книги, и в ней мы особенно ярко видим Иерусалим-Пумперникель – пёстрый, легкий, исполненный любви.

Деннис Силк. Трифон и другие. Перевод с английского Гали-Даны Зингер и Некода Зингера. М., всегоничего, 2021.

Автор фотографий, использованных в материале: Авигайль Шиммель.