Смерть под свадьбу

Когда Яков Моисеевич женился в первый раз, умер Андропов. О свадьбе было уже договорено, ресторан на 40 гостей заказан. Но вот случилась же оказия – умер генсек, и жизнь простого человека смяло.

Яков Моисеевич узнал о смерти лидера случайно. Он бежал по февральской стылой улице – молодой жених, занятый хлопотами. Мимо него топала валенками в калошах девочка, держа за руку маму.
– Мама, – спросила девочка. – А Андропов был хороший?
Стоп, сказал на бегу сам себе Яков Моисеевич, что значит – был?

И прибежав домой, он включил телевизор. Шла зимняя Олимпиада 1984 года в Сараево. Фигуристка из ГДР Катарина Витт, которую позже журнал Time назвал «самым красивым лицом социализма», должна была дать бой американской угрозе – блондинке Розалин Самнерс. Но вместо состязания фигуристок телевизор показывал концерт печальной классической музыки. Все было понятно. Яков Моисеевич выключил телевизор и стал звонить в ЗАГС, где на завтра была назначена его злополучная свадьба.

К его удивлению, дворец бракосочетаний подтвердил церемонию.

А вот ресторан было не уговорить.

– Послушайте, молодой человек, – объяснял жениху усталый голос в телефонной трубке. – Ну, не можем мы в траурный день устроить пляски на костях.
– Почему не можете? Я дал аванс!
– Аванс не пропадет. Придете через две недели. Сделаем свадьбу по высшему разряду.
– А гости? А родственники, которые едут из Хабаровска?

Доводы не возымели эффекта, и тогда жених прибегнул к запрещенному:
– Я скажу вам по секрету: моя бабушка, любимая бабушка, которая нянчила меня малышом – умирает. Две недели она может не протянуть.
– Скажите бабушке, что надо обязательно подождать! Скажите, что страна призывает ее к этому. И вообще, дружище, чего вы так рветесь жениться? Радуйтесь, что вам дали отсрочку. Гуляйте, веселитесь, – голос в трубке осекся и поспешно добавил: – Если, конечно, сможете в эти печальные дни, когда весь советский народ еще теснее сплотил свои ряды вокруг Центрального комитета партии.

Про печальные дни говорили назавтра и в ЗАГСе. «И пока наша страна переживает черные дни, мы рады, что комсомольцы не боятся скреплять свои жизни брачными союзами, чтобы плечом к плечу строить светлое будущее, – поэтично сказала ведущая брачной церемонии и уточнила: – Кстати, вы комсомольцы?»

– Нет, – ответил за себя и за жену Яков Моисеевич.

Они расписались и вышли в февральскую стужу – потерявшиеся молодожены, которым отказал ресторан. «Ну, всем спасибо. Приходите праздновать через две недели», – сказал молодой муж своим друзьям. «Выпивать совсем не будем?» – спросил кто-то веселый.

Они распили бутылку водки и бутылку шампанского на морозе. Нашлись и фужеры. Потом Яков Моисеевич твердо повел молодую жену в гостиницу повышенного комфорта для сотрудников метрополитена: первую брачную ночь молодожены должны были провести там. Теща украдкой перекрестила их. Тесть отдал честь по-армейски. В гостинице потребовали документы из ЗАГСа. «Студенты? Знаем мы вас. Разведут разврат, а штампов в паспорте нет», – сказала администратор, вылитая Баба-яга. И напоследок послала в спину молодым такой луч ненависти, что было чудом, когда той ночью у них что-то получилось.

Все знаки указывали на то, что брак не будет долгим. В первую очередь на это указывали даже не смерть Андропова и не проклятие Бабы-яги, а возраст брачующихся. Им было по 22. На носу висела сдача диплома. Насколько знал Яков Моисеевич, именно дипломный руководитель и соблазнил вскоре его молодую жену. Но он был не в обиде. Ведь он нашел Жанну Игоревну – тогда еще просто Жанну, Жанночку, Жаннет, любовь всей его жизни.

Или нет?

Он лежал в кровати, сложив руки на животе, и смотрел в потолок. Горечь от бегства из дома старшей дочери усиливало недомогание: кажется, он все-таки простудился.
– Дорогая, – попросил он, – у нас есть что-нибудь от горла?

И глядя, как тяжело встает с кровати Жанна Игоревна, как она со вздохом идет в кухню, он подумал: та ли эта роковая красотка, которую он когда-то полюбил? Не подменили ли ее однажды ночью, напустив на него колдовской сон? Ложился – была его Жанночка. Проснулся – все постарели на 30 лет, тела одеревенели, а вместо Жанночки теперь с ним живет незнакомая женщина.

Яков Моисеевич покрутил кончиками больших пальцев. Он делал так всегда, когда задумывался о важном. Жанна Игоревна принесла лекарство.
– Анну я не догнал. Хотя бежал изо всех сил, – сообщил он и мельком взглянул на таблетку. – Что?! Желтая?! Она очень горькая. А нет тех пастилок с апельсиновым вкусом?
– Пастилки с апельсиновым вкусом съела Шифра, чтобы не пахло… – «табаком», хотела сказать Жанна Игоревна, но осеклась. Ее уставшему мужу незачем узнавать сегодня, что Шифра курит, что она покрасила волосы в зеленый цвет и два дня не ходила в школу.
– Чтобы чем не пахло?
– Не важно, дорогой. Просто запей таблетку водой.

Если сейчас сказать мужу про Шифру, он совсем не заснет. А ему завтра на работу.

– Кажется, у меня начинается жар, – Яков Моисеевич приложил руку ко лбу. – Ты не могла бы сделать мне холодный компресс?

– Но у тебя нет жара, дорогой. Голова абсолютно нормальная.
– Поверь мне, я знаю лучше, есть жар или нет. Наверное, мне надо завтра остаться дома.

«О боги! Только не это», – взмолилась про себя Жанна Игоревна. Она спустила ноги с кровати и влезла в тапки. Вставать было тяжело. Идти было тяжело. В последнее время ей казалось, что ее придавило грузом. Вдобавок она поняла, что гораздо лучше ладит с мужем, когда тот проводит по восемь часов в день на работе. Самым тяжелым временем семейной жизни стали для нее выходные: оба были целый день вместе, время тянулось бесконечно. Ее раздражало, что он почти всегда встает позже нее. Что он по часу моется в ванной. Что неправильно кладет вилку, когда завтракает: надо зубьями вверх, а он делает ровно наоборот. Раздражала его манера разговаривать: ей стало казаться, что муж всегда говорит очень громко, почти орет. Раздражала его привычка смотреть дурацкие детективные сериалы по телевизору.

«Г-споди, Ты хочешь, чтобы я продолжала? Отправь его, пожалуйста, завтра на работу! Я Тебя очень прошу», – и Жанна Игоревна возвела глаза к потолку, будто там действительно был Б-г.

Проходя мимо комнаты Шифры, она приоткрыла дверь. Девочка спала. Или притворялась. Зеленые пряди разбросало по подушке. «Надо поставить будильник и отправить ее в школу пораньше, пока не проснулся отец, – подумала Жанна Игоревна. – Иначе будет грандиозный скандал».

Она дошла на кухню и села. А кто избавит от дурных новостей ее саму? Кто скажет ей, как когда-то – когда Яков Моисеевич был бородатым и молодым: «Зайка, я все возьму на себя»?
– Вот твой компресс, – она почти со злобой шлепнула холодное полотенце ему на лоб. – Надеюсь, тебе больше ничего не надо? Я могу наконец прилечь?

Яков Моисеевич посмотрел на жену с удивлением. Определенно, ОНИ подменили его Жанну и заменили ее новой женщиной. Вопрос только, когда точно это произошло? Кто такие «они», он тоже не знал. Но подозревал, что это враждебная сила, которая во все века досаждала избранному народу и теперь нацелилась персонально на него, Шпайзмана Якова – хотя тот был всего лишь наполовину еврей.

Он повернулся спиной к жене и выключил свет ночника. Она повернулась спиной к нему и погасила лампу со своей стороны. В темноте они лежали молча, широко открыв глаза, и каждый вспоминал счастливые времена.

Этим рассказом мы продолжаем публиковать роман-сериал Михаила Бокова «Зоопарк Иакова». В предыдущих сериях Анна – старшая дочь барда Якова Шпайзмана и его жены Жанны Игоревны – сбежала из дома с нищим поэтом. Отец бросился за ней в Восточное Дегунино – и некстати вспомнил, что 30 лет назад заслужил там первый триппер. Ну, а Жанне Игоревне приходится разбираться, почему ее младшая дочь курит и красит волосы в зеленый цвет.