Общество
Еврейский волкодав
Сумерки приносили Одессе налёты, убийства и ограбления...
05.09.2023
Начало ни той, ни другой книги меня не впечатлили. Полистал, что-то выхватил из текста, да так и оставил непрочитанными на тумбочке у кровати. А однокурсница при встрече каждый раз всё интересовалась, как мне? Мол, добрался ли до очереди за пивом, в которой «царь стоял»? Ощущая неловкость, решил всё-таки почитать немного – чтоб с чистой совестью вернуть. Начал – и не смог оторваться до конца.
Вернул я эти книги только через года – когда купил трёхтомник первого почти полного собрания сочинений Сергея Довлатова в белых суперобложках. Жить без Довлатова уже не мог – ежедневно перечитывал перед сном, как в детстве «Карлсона». Выискивал всё довлатовское, что тогда публиковали. Мне было 19 лет, и описанная Довлатовым взрослая жизнь в реалиях ушедшей эпохи казалась забавной, привлекательной и романтичной. И в Ленинграде, и в Таллине, и даже в Устьвымлаге. Не говоря уже об эмигрантских зарисовках из Америки.
А потом я вырос. И вдруг заметил, что никакой романтики в рассказах Довлатова нет. Это не романтика, а тоска обречённых. И точнее всего передаёт эту тоску, погружая в атмосферу 1960-х, снятый Говорухиным в 2015-м чёрно-белый «Конец прекрасной эпохи» по Довлатову. Казалось бы, вот вам весёлые пьянки и посиделки с диссидентами, дружба с авантюристами и любовь красавиц, но за всем этим маячит такая пустота и безысходность, от которой даже водка не спасает.
Я ведь тоже случайно стал журналистом и даже слегка писателем. Однажды начал писать рассказы из жизни коллег. Но после первой же публикации понял: тема давно закрыта – одна довлатовщина получается.
Наверное, Довлатов мог бы стать хорошим журналистом, если бы в СССР была свободная журналистика. И мы все могли бы стать. А не «слегка» писателями. Но стали «советскими журналистами». Как в его повести «Филиал»:
«– Ты, Далматов, был советским журналистом. Затем стал антисоветским журналистом. Теперь опять будешь советским журналистом. Не возражаешь?
– Слушаюсь! – отвечает Далматов».
Уехав в Америку, Довлатов вместе с рукописями увёз и ту самую тоску. А потому от преследовавшего его хаоса и абсурда Довлатов не смог защититься и по ту сторону океана. И это хороший урок для тех, кто думает, что сегодня уехать проще, чем в 1970-х – тоску всё равно придётся брать с собой.
Этим летом я наконец посетил ежегодный довлатовский фестиваль на Пушкинских горах. Давно не видел столько интеллигентной публики. Вот только Андрей Арьев – друг Довлатова, который и позвал его работать экскурсоводом в Пушкинские горы – не приехал. Как говорят организаторы, Арьева приглашали восемь лет подряд – а он ни разу так и не смог. Всё не складывалось. Хотя ему от Питера вроде недолго. Вот и в этот раз за ним машину посылали, а у него всё равно не сложилось. Мистика, казалось.
Ну, да ладно. И вот со сцены на рвущемся нерве актёры читают Бродского и играют изгнанных из страны диссидентов. А в «кулуарах» бородатые дядьки, поющие обычно у костра под гитару, рассуждают о судьбах русской культуры. Медианный возраст зрителей – под 60. Но тем колоритнее. Да и кто ещё так любит Довлатова, как не заставшие эпоху 1970-х в полный рост? Короче, всё в той стилистике. Разве что Арьев не приехал.
И тут на сцену выходят трое: известный политолог, местный чиновник и депутат от правящей партии. И в риторике довлатовских персонажей рассказали на голубом глазу публике про загнивающий империализм. А публика, уже не понимая, где представление, а где нет, рукоплескала. Теперь понятно, почему Арьев не приехал.
Любить Довлатова и тут же радоваться загниванию Запада вроде бы абсурдно, но на самом деле это чисто по-довлатовски! Абсурд, преследовавший его всю жизнь и ставший неотъемлемой частью его творчества, не оставил его и после смерти. Всё вроде бы верно, но вот только очень тоскливо. Настолько, что перечитывать Довлатова я больше не могу.