Общество
Еврейский волкодав
Сумерки приносили Одессе налёты, убийства и ограбления...
30.06.2015
Геля любила пятницы. В пятницу прабабушка оставалась дома, бабушка и мама возвращались с работы раньше обычного, и даже папа где-то в середине дня отрывался от компьютера и выглядывал в гостиную. В такой вот семье жила Геля – с прабабушкой, бабушкой, мамой и папой. Обычно все были очень заняты. Прабабушка, известный врач, в свои 84 года консультировала пациентов в клинике. Бабушка читала лекции в университете. Мама играла на скрипке в оркестре и часто уезжала на гастроли. Папа писал книги, много времени проводя у себя в кабинете. На постоянную занятость не жаловалась только Геля. Она была студенткой, легко училась и успевала всё, что планировала.
Кусочек халы
В пятницу бабушка и прабабушка накрывали стол разными вкусностями. Геле нравились белая скатерть, серебряные приборы, тарелки из тончайшего фарфора и плетенная в косу хала с поблескивающим посередине ключом. Сколько Геля себя помнила, у них этот ключ всегда запекали в халу. Ключ был семейной реликвией, но его историю толком никто не знал. Когда папа разрезал халу, прабабушка следила, чтобы кусочек с ключом достался именно Геле.
– Положи рядом с тарелкой. Пускай тебе будет счастье, – говорила прабабушка.
– Да-да, пора подумать и о личной жизни, – добавляла бабушка. Почему у тебя нет молодого человека? Не жди принца, пусть рядом будет хороший, порядочный юноша.
– Хороший и порядочный, – задумчиво повторяла мама.
– Не слушай их, жди принца, – возражала прабабушка.
Геля держала ключ на ладони. Он был тяжелым, с головкой в виде двух волнистых переплетенных колец и трехступенчатой бороздкой.
Испания. 5 августа 1492 года
Уже несколько часов Ревекка бродила по дому. Она гладила стены, доставала и снова прятала глубоко в ящик мезузу, серебряный субботний бокал, подсвечники. Сделав еще один круг по комнатам, Ревекка вышла во внутренний дворик. Здесь всё цвело. Вьющиеся розы ярким ковром украшали ограду, в зелени листьев пламенели цветы граната. Белые, розовые, желтые, пурпурные оттенки олеандровых кустов смешивались, создавая неповторимый узор. Ревекка прислонилась щекой к апельсиновому дереву, кора была горячей и шершавой. Завтра, уже завтра всего этого не будет. Чужие люди поселятся в доме, где она родилась, заберут ее вещи, будут гулять по ее саду. А может, и не сохранят они сад: вырубят все деревья, уничтожат цветы… Ревекка быстро вытерла глаза. Сейчас не до слез, нужно спешить. Она увидела, что тень упала на небольшую полянку в конце сада: вечер близился.
Ревекка вынула из ушей серьги, сбросила с рук браслеты – сложила украшения в бархатный мешочек, привязанный к поясу. Протянула руку к заходящему солнцу, полюбовалась игрой сапфира в колечке на безымянном пальце. Камень был абсолютно круглый, обрамленный узорчатой золотой огранкой. Ревекка любила это кольцо. Его подарил Шмуэль в день их свадьбы. Она сняла кольцо и тоже положила его в мешочек. Потом заперла дверь, ключ от дома положила в карман, спрятанный в складках платья.
Ревекка быстро прошла череду узких улиц. По дороге она никого не встретила. Оживленный обычно район казался вымершим. Лишь в некоторых домах новые хозяева громогласно давали распоряжения слугам, в остальных же, несмотря на жару, окна были наглухо закрыты. Ревекка торопилась, почти бежала вдоль стены, окружавшей еврейский квартал. Всегда запертые в это время ворота оказались распахнутыми настежь. Через несколько минут Ревекка уже стояла перед мрачной башней, заканчивающейся наверху прямоугольными зубцами. Она обогнула башню и трижды постучала в массивную металлическую дверь. Охранник открыл ей и быстро спрятал под одежду мешочек с драгоценностями, который Ревекка вложила ему в руку. Почти сразу от двери начинались высокие ступени. «Иди вниз», – скомандовал охранник. Ревекка спустилась по каменной лестнице.
Шмуэль сидел за решеткой. Это была даже не камера, а клетка. Он не мог разогнуть ноги или просто лечь на пол. Единственное, что можно было в этой клетке, – сидеть с поджатыми ногами или стоять. Сломанная правая рука висела плетью. Чтобы хоть как-то уменьшить боль, Шмуэль придерживал ее левой. Ревекка пошатнулась, чтобы не упасть, оперлась спиной о мокрую, скользкую стену. Она позвала мужа по имени. Шмуэль открыл глаза. Через секунду засветившаяся в них радость сменилась испугом.
– Уходи, Ревекка. Тебя могут увидеть. Прошу тебя, любимая, уходи скорее.
– Шмуэль…
– Тише, не называй меня так. У инквизиции везде есть уши.
– Я не помню другого имени. Это не важно. Я пришла тебе сказать, что есть надежда. Сам Абрабанель просил за тебя. Король пообещал тебя отпустить вместе со всеми евреями. Рабби сказал, что завтра нас ждет корабль. Я не знаю, куда мы поплывем. Всевышний милостив, мы будем снова вместе.
– Ты веришь королю? – Шмуэль качал головой.
– Я верю Б-гу. Он не оставит нас.
– Кто мог меня выдать?
– Не знаю. В подвале, где ты молился, где собирался миньян, всё перерыли. Забрали книги. Тору сожгли прямо на улице. И синагоги нашей больше нет.
– Тоже подожгли?
– Не подожгли, теперь инквизиция там хозяйничает.
– Ревекка, ты береги себя. Не печалься обо мне.
– Тебя не казнят! Я верю! Завтра я буду знать. Я приду на площадь в белом платье, в котором стояла с тобой под хупой. Это будет знак, что тебя помилуют.
– А если нет? – горько усмехнулся Шмуэль.
– Надену черное, – прошептала Ревекка.
Каникулы!
Геля влетела в квартиру вихрем.
– Отлично! – она размахивала зачеткой, как флагом. – Последний экзамен! Лето, свобода, каникулы!
– Поздравляем. У нас для тебя подарок, – папа протянул Геле конверт.
Мама, бабушка и прабабушка стояли рядом и смотрели, как Геля его вскрывает и разворачивает листок с красочной картинкой.
– Ура! Я лечу в Испанию! Я вас люблю! – Геля по очереди обнимала всех домашних.
– Времени мало, путевка «горящая», у тебя на сборы только завтрашний день, – заметила мама.
– Обращай там внимание на приличных молодых людей, – добавила бабушка.
– Отдыхай, наслаждайся. Возьми с собой… талисман, – сказала прабабушка и кинула Геле в сумочку ключ.
Испания. 6 августа 1492 года
За оградой площади людей становилось всё больше. Народ прибывал и прибывал. Некоторые шли целыми семьями, вели за руку маленьких детей. Палач всё подкладывал и подкладывал дров, поправлял их, чтобы лежали каким-то особым, только ему ведомым способом. Привязанный к столбу Шмуэль вглядывался в толпу. Она ревела в предвкушении зрелища. Монах поднял огромный крест. Палач поднес факел, костер вспыхнул. Шмуэль успел встретиться взглядом с Ревеккой. Он улыбнулся. Она стояла в белом свадебном платье.
8 августа 1492 года
Уже два дня и две ночи шел по морю корабль – уносил с родной земли людей, в одно мгновение ставших бездомными скитальцами. Народ, который принес Испании невиданное доселе процветание, теперь изгнали по воле королевской четы Фердинанда и Изабеллы. Два дня и две ночи с палубы корабля возносились молитвы Всевышнему. В этот раз Он оказался благосклонен: на море стоял штиль.
– Она очнулась, рабби, – девушка, сидевшая дни и ночи напролет с Ревеккой, позвала раввина.
Ревекка открыла глаза и с трудом спросила:
– Где мы?
– На корабле. Тебя перенесли сюда перед отплытием почти бездыханной. Ты потеряла сознание на площади, и толпа чуть не затоптала тебя. Спасли чудом.
– Не надо было меня спасать.
– Ты говоришь страшные вещи. Сейчас тебе кажется, что ты даже дышать без Шмуэля не сможешь. Но это не так, Ревекка. Горе будет с тобой всегда, но со временем заляжет глубоко-глубоко в сердце, и ты научишься с ним жить.
Потом раввин замолчал. И после паузы неожиданно спросил:
– Ты имя уже придумала?
– Как вы узнали?
Раввин улыбнулся:
– У тебя будет девочка, думай, как назовешь.
Впервые за все эти страшные месяцы Ревекка заплакала. Она плакала как ребенок, слезы лились ручьями и падали на белое платье.
– Почему ты в свадебном платье, Ревекка?
– Чтобы он встретил смерть достойно, рабби.
Я дома, мама
Геля долго гуляла по улочкам старинного города, рассматривала дворцы, любовалась выставленными в лавках украшениями местных мастеров. Ноги уже гудели. Девушка присела в тени на скамейку, а когда подняла глаза, увидела в нескольких метрах от себя сложенную из камней стену и чуть приоткрытые кованые ворота. К ним подходила группа туристов. Геля услышала русскую речь.
– Здесь начинался еврейский квартал, – вещал экскурсовод. – Евреи жили в Испании до августа 1492 года.
Геле стало интересно, и она незаметно присоединилась к группе.
– А почему тут такая большая стена и ворота? – спросил кто-то из туристов.
– Ну, им было, что оберегать, – со странной ухмылкой ответил экскурсовод. – Идемте, я вам кое-что покажу.
«Хорошо же вы знаете историю!» – хотелось крикнуть Геле, но она решила промолчать и посмотреть, что будет дальше. Вместе с группой девушка вошла в ворота.
– Об этом месте ходит много легенд, – продолжил гид и подвел группу к двухэтажному дому с обгорелыми стенами и узкими окнами. Дом был обнесен каменным забором, железная дверь закрыта на замок. Во дворе перед домом вся трава была выжжена.
– Этот дом принадлежал еврейской семье, – продолжил экскурсовод. – Легенда гласит, что во время изгнания евреев из Испании хозяина дома сожгли на костре, и с тех пор земля начинает гореть под ногами каждого, кто входит в этот двор. Никто не смог приблизиться к дому, чтобы открыть дверь. Так и стоит он, пустует уже более 500 лет. Говорят, что находились смельчаки, которые уже в наше время пытались зайти внутрь, но огонь вспыхивал снова и снова, и им приходилось быстрее уносить ноги, чтобы не сгореть заживо. В общем, проклятый дом.
Туристы опасливо посторонились и заторопились прочь вслед за гидом. У Гели колотилось сердце. Она достала из сумочки ключ и прошла к двери по траве, уже не выжженной, а золотистой. Ничего нигде не горело, дул свежий ветерок. Ключ легко повернулся в замке. Геля вошла в дом, внутри он был светлым и просторным. Она прикоснулась к стене – стена отозвалась теплом. Геля ходила по дому, испытывая какой-то необыкновенный подъем. Ей хотелось петь, танцевать, радость охватила ее и несла по анфиладам комнат. Она остановилась перед большим, немного потемневшим зеркалом. Ей показалось, что в зеркале мелькнула чья-то тень. Геля внимательно вглядывалась в серебристое стекло. Черты необыкновенной красавицы с огромными черными глазами и причудливо закрученным на голове тюрбаном проступили в нем. Страха не было. Геля дотронулась до зеркала, отражение исчезло.
Из оцепенения Гелю вывел телефонный звонок. Звонила мама.
– Доченька, как у тебя дела? Почему молчишь? Всё ли в порядке? Где ты?
– Я дома, мама.
– Где? Что ты говоришь? Бабушки волнуются тоже.
– Скажи им, что я дома. Они поймут.