Еврей и внук антисемита

Как принимал своё еврейство, пытался искупить вину за деда-антисемита и дружить с большевиками поэт Владислав Ходасевич.

Нина Берберова, бывшая жена и большой друг поэта Ходасевича, писала: «Есть десять имен, без которых нет русской поэзии. Пять из них – Державин, Жуковский, Пушкин, Лермонтов, Тютчев – будут всегда бесспорны. О других пяти будет вечный спор. Одни назовут Блока и Ахматову, другие – Пастернака и Анненского. Но больше десяти все равно не наберется. Ходасевич сумел стать одиннадцатым».

Валерий Шубинский, автор фундаментальной биографии поэта, вышедшей в 2022 году в издательстве Corpus, заключает: «Исторический парадокс заключается в том, что в конце XX столетия именно этот поэт, казавшийся современникам – и самому себе – консерватором, зазвучал гораздо современнее многих авангардистов».

Для широкого читателя имя поэта Владислава Ходасевича относится к разряду имён возвращенных. Большевиком тот никогда не был, но поначалу принял революцию горячо. Называл себя «приверженным к Совдепии» и был готов к работе в обновленной стране. Он безропотно принял тяготы военного коммунизма, но позже все же был разочарован нэпом, называл его «пошлостью». В итоге на родине его стали воспринимать как врага действующей власти. И в 1922 году Ходасевич уехал за границу. Первое издание его стихов в советской России вышло лишь в 1989 году.

Отношение Ходасевича к своему этническому происхождению – важная тема для понимания его творчества. Биограф Шубинский пишет об этом весьма подробно. Отец поэта Фелициан Ходасевич – поляк, купец и художник-любитель. Мать Софья Брафман – дочь еврейского литератора Якова Брафмана, которого, увы, можно назвать печально известным. «Имя этого яркого, хотя и одиозного человека знакомо всем, кто интересуется историей российского еврейства XIX века», – пишет Шубинский.

Яков Брафман рано осиротел и был беден, над ним висела угроза быть отданным в рекруты. Вероятность того, что еврейский общинный совет – кагал – скорее пошлёт в солдаты бедного сироту, чем юношу из зажиточной семьи, была почти стопроцентной. «Чтобы избежать рекрутчины, Якову Брафману приходилось годами скитаться из местечка в местечко. Страх, пережитый в детстве, определил его убеждения: он проникся смертельной ненавистью к еврейским общинным институтам и их заправилам», – пишет Шубинский.

В итоге Яков Брафман крестился и превратился в отъявленного антисемита. Он написал книгу с обвинениями в адрес кагала, назвал его «антихристианским государством в государстве» и фактически стал глашатаем теории еврейского заговора. К правде это никакого отношения не имело, но росту антисемитских настроений в тогдашней России весьма поспособствовало. Сам Брафман сделал неплохую карьеру и до старости служил цензором – сначала в Вильно, а потом в Петербурге.

Свою дочь Софью, родившуюся в браке ещё до его крещения, Яков Брафман не воспитывал. В раннем возрасте она попала в приют. Несмотря на то, что Владислав Ходасевич не имел никакой связи с дедом и даже знаком с ним не был, он ощущал определённую неловкость за это родство. И вообще о своём еврейском происхождении не забывал. Так, например, в начале Первой мировой войны он саркастически отметил: «Мы, поляки, уже немножко режем нас, евреев».

В 1916–1917 годах к изданию готовили книгу «Еврейская антология. Сборник молодой еврейской поэзии». Ходасевича пригласили быть редактором этого сборника. «Тот парадоксальный факт, что “Еврейскую антологию” редактирует внук составителя “Книги кагала”, не мог не волновать Ходасевича; быть может, он стремился если не “искупить вину” своего деда, то противопоставить свой выбор его выбору», – отмечает Валерий Шубинский.

Ходасевич перевел для антологии 13 стихотворений разных авторов. Но главным из них считал поэта Саула (Шауля) Черниховского. Тот писал не только о городской, но и о крестьянской еврейской жизни, причем гекзаметром – в духе античного эпоса. Это были очень жизнелюбивые, радостные, витальные стихи. «Любимцем Ходасевича стал самый земной, мажорный, душевно ясный из этих поэтов. В Черниховском его привлекало то же, что в Державине: оба они – как в жизни, так и в искусстве – были полной противоположностью ему самому», – пишет Шубинский. За время работы над антологией Ходасевич и Черниховский стали друзьями. Их дружба продолжилась, когда оба покинули Россию.

История всех четырех браков Владислава Ходасевича также подробно изложена в книге. Первый из них – с Мариной Рындиной – результат полуслучайного юношеского романа. Родителям пришлось давать официальное согласие на эту свадьбу, поскольку жених и невеста были несовершеннолетними. Брак продлился около двух лет. Второй женой Ходасевича стала Анна Чулкова – поэтесса, единомышленница и верный друг. Однако и этот союз распался, когда поэт увлёкся юной студийкой Николая Гумилёва Ниной Берберовой. Она и стала самой большой его любовью. Вместе они уехали за границу, скитались по Европе и наконец обосновались в Париже.

Поначалу Ходасевич был, кстати, рад поддерживать отношения с бывшей женой Анной. Но вскоре в СССР ей стало опасно получать письма из-за границы, и связь пришлось разорвать. В конце жизни Анна Ивановна Ходасевич подрабатывала тем, что нелегально перепечатывала с черновиков стихи бывшего мужа.

Отношения поэта и Нины Берберовой длились больше десяти лет – Нина разорвала их только в начале 30-х. Впрочем, после Ходасевич и Берберова все равно оставались друзьями. И вот здесь, под конец жизни, для поэта снова зазвучала еврейская нота. Поняв, что Нина ушла безвозвратно, поэт женился на её подруге Ольге Марголиной. Брак этот был теплым и гармоничным, но Ольга понимала, что влюблён муж не в неё. «Уже в момент агонии Ольга Борисовна окликнула мужа – и он улыбнулся ей. Можно сказать, что это была ее “победа” над лучшей подругой, предшественницей и соперницей», – пишет Валерий Шубинский о трагической кульминации последнего брака поэта.

Владислав Фелицианович Ходасевич умер 11 июня 1939 года от рака печени, ему было всего 53 года. Вдовством беды Ольги Марголиной-Ходасевич не окончились. Через год после смерти мужа в Париж вошли немцы. 16 июня 1942 года её и её сестру Марианну арестовали и отправили в пересыльный лагерь в Дранси. Нина Берберова и её муж Николай Макеев хлопотали об их освобождении, наняли адвоката, «который сам носил желтую звезду на одежде», как пишет Валерий Шубинский. Благодаря его хлопотам отправку Ольги из Дранси в Освенцим удалось отсрочить на два месяца – но и только. Из Освенцима вдова поэта Ходасевича уже не вернулась. Точная дата её гибели неизвестна.

Валерий Шубинский. Владислав Ходасевич. Чающий и говорящий. М., Corpus, 2022