Общество
Еврейский волкодав
Сумерки приносили Одессе налёты, убийства и ограбления...
14.02.2024
В апреле 1943 года двухлетний еврейский мальчик остался один на улицах Варшавского гетто – в самый разгар кровопролитного восстания. Он не знал своего имени, у него не было документов и не было еды. Ребенок, плача, бродил среди домов, пока вокруг разворачивался ад.
В ходе уличных боев, начавшихся как протест евреев против депортации в лагеря смерти и длившихся почти месяц, погибли больше 12 тысяч человек. Семь тысяч были убиты в перестрелках и в результате спонтанных казней: эсэсовцы не делили обитателей гетто на восставших и «мирных» евреев – людей выволакивали из их убежищ и расстреливали на месте. Больше пяти тысяч человек сгорели заживо: в составе айнзатцгрупп действовали бригады подрывников – их целью было сжечь дома вместе с теми, кто в них укрывался. Гетто полыхало, повсюду лежали тела людей. Родители мальчика оказались среди жертв. И сам он, по всем законам жестокого военного времени, должен был разделить их судьбу. Но потом произошло чудо.
Ребенка подобрали на улице, спрятали в рюкзаке и вынесли за пределы гетто. Кто это сделал – до сих пор неизвестно. Возможно, это были поляки из вспомогательной коллаборационистской полиции – из тех, кто втайне сочувствовал евреям. Возможно, мальчика вынес кто-то из еврейских узников гетто: пользуясь паникой, некоторые смогли найти бреши в кордонах оцепления и улизнуть. Мальчика вывезли на юг Польши и оставили в католическом приюте для сирот в городе Закопане. При поступлении его записали как «поляка» и дали ему польское имя: Петр Корчак. С ним ребенок жил до конца войны.
В 1946 году приют посетила Лена Кюхлер-Зильберман – польская еврейка и участница Сопротивления, которая занималась поиском выживших еврейских сирот. «Это было страшно, – вспоминала она. – Я принесла конфеты, и дети буквально набросились на меня. Они толкались, начали бороться, один ребенок повалил другого. Они прижали меня к стене так, что воспитательнице приюта пришлось вмешаться и прийти мне на помощь. И это были совсем маленькие дети – младшим было по два года, а старшим не больше пяти». Этот день запомнил и Петр Корчак. Он стоял у камина, потому что в холодном приюте это было единственное теплое место. Ему очень хотелось конфет, но он боялся уходить из тепла: «В комнате не было стульев, не было ничего. Я остался на месте, не побежал к ней вслед за всеми».
В итоге Кюхлер-Зильберман забрала из приюта пятерых детей – троих мальчиков и двух девочек. Петр Корчак оказался среди них: люди, которые в 43-м принесли его в это учреждение, по секрету сообщили настоятельнице, что он еврей. В своих поездках по Польше Кюхлер-Зильберман собрала группу из более ста еврейских сирот. Она выехала с ними в Чехословакию, затем во Францию – а в 1949 году смогла отплыть с детьми в Израиль. Сирот поселили в кибуце Квуцат-Шиллер – Лена Кюхлер-Зильберман общалась и помогала им до конца своей жизни. Она написала книгу мемуаров «Мои дети», по мотивам которой позже сняли кино. Сегодня ее именем названа одна из улиц в Тель-Авиве. Известно, что как минимум двое спасенных ей мальчиков позже погибли в Синайской кампании зимой 1957 года – сражаясь за Израиль в рядах ЦАХАЛа.
Петра Корчака усыновила израильская семья. Ему дали еврейское имя Шалом Корай. Он вырос, женился и сам воспитал троих детей. Большую часть жизни Шалом прожил в кибуце, работая механиком грузовиков. Он был уверен, что никто из его родных не выжил во время войны – что все были уничтожены в Варшавском гетто. Но летом 2023-го на 83-летнего Корая вышла исследовательница Магдалена Смочиньска из Ягеллонского университета в Кракове. Много лет она изучала биографию Лены Кюхлер-Зильберман и пыталась найти сведения, как сложились судьбы спасенных ей детей. Она искала информацию в архивах и посещала детские приюты – в том числе приют в Закопане, где когда-то жил «мальчик из гетто». Смочиньска встретилась с Шаломом Кораем в Израиле и попросила его сдать тест ДНК – для поиска возможных генетических совпадений. Тот согласился. И вскоре выяснил, что он не одинок – у него есть родственники: одна из веток его семьи уехала за океан задолго до Холокоста.
Тест ДНК выявил целый ряд совпадений с гражданкой США Энн Меддин Хеллман. Не так давно та тоже сдала анализ, так что ее данные оказались в общей базе. Хеллман много лет интересовалась генеалогическим древом семьи и выясняла, откуда и как ее еврейские предки оказались в Америке. Она даже получила награду штата Южная Каролина за свои исследования. «Имя Шалома Корая ничего мне не говорило. Но потом он прислал свои фотографии: сходство между нами было поразительным. Мы с мужем посмотрели на снимки и сказали: “Это мой брат!”», – рассказывала она. Удивился и Шалом: «Я никогда не искал родственников, потому что полагал, что искать некого. Но оказалось, что это не так!»
К исследованию общих связей между Кораем и Хеллман подключили эксперта по генеалогии Дэниэла Горовица. И он обнаружил, что дед Шалома Едидия Медницкий и дед Энн Льюис Медницкий были родными братьями: Льюис эмигрировал в США в 1893 году, а Едидия остался в Европе. «Мы всегда думали, что наша европейская ветвь семьи была полностью уничтожена! Найти Шалома – это чудо!» – сказала Энн Меддин Хеллман. Сегодня они продолжают общаться с неожиданно найденным братом. Кроме того, скоро Хеллман планирует приехать в Израиль – чтобы познакомиться с ним лично. Сам Шалом ввиду преклонного возраста опасается совершать перелет за океан.
Тесты ДНК не впервые помогают людям, пережившим Холокост, обрести родственников. В январе 2022 года еврейская гражданка Британии Клэр Рэй таким же образом выяснила, что у нее есть две тети в США. Мать Рэй когда-то разлучили с сестрами в Освенциме – она была уверена, что те погибли. Но затем Клэр получила в подарок ДНК-тест. И выяснилось, что обе сестры матери живы. Им было уже глубоко за 70, но они десятилетиями не оставляли попыток получить информацию о судьбе своей родственницы – в том числе через исследование генома. Позже в семейных архивах также обнаружили общие документы, подтверждавшие родство женщин.
«Это лучшее, что могло со мной случиться! – сказала Клэр Рэй. – И я хочу сказать: не стесняйтесь узнавать историю своих семей – особенно если они прошли через Холокост. Терять нечего. А открыться может многое». С ней соглашается исследователь и популяризатор ДНК-тестов из Израиля Нитай Эльбойм: «Холокост – точка разрыва и информационной темноты для многих, кто исследует семейные корни. Но сегодняшние технологии позволяют прорваться за эту черную дыру. А там есть место для удивительных историй».