Кладбище из букв

Книга Ханки Групинской – беспрецедентная документальная работа по истории восстания в Варшавском гетто. Автор выступает и как журналист, и как учёный-исследователь.

Первая часть книги «По кругу: Разговоры с солдатами Еврейской боевой организации» – запись бесед с выжившими участниками восстания. Групинская интервьюировала их 15 лет: с 1985 по 2000 год. Вторая часть книги – «Чтение имен: Рассказы о солдатах в Еврейской боевой организации» – самое полное собрание биографий участников восстания. Групинская выступает там в роли бумажного археолога, по крупицам раскапывая детали ушедших жизней.

Это очень подробная, мощная и эмоциональная книга. И помимо очевидной темы подвига, гордости и самопожертвования, у нее много других сюжетов. В книге много про Польшу: с одной стороны, это была очень антисемитская страна – и до, и после войны, с другой – там оказалось множество Праведников народов мира, в том числе спасавших людей из Варшавского гетто и принимавших участие в восстании как связные. Другая важная тема – историческая травма, пришедшаяся на молодость многих героев и превратившая их в потерянное поколение: они так до конца и не оправились после событий в гетто, остались там навсегда. Об этом говорят почти все собеседники Ханки Групинской.

Объединяет всё это сюжет о памяти в целом – исторической и личной, о памяти о войне. Уже в начале книги, читая интервью участников восстания, мы видим, что одни и те же события они помнят совершенно по-разному. И касается это не только мелочей, но и важных вех. Например, все помнят, что первым погибшим в восстании был Михал Клепфиш, но был ли он похоронен? Вот, например, отрывок из беседы с одним из лидеров восстания Казиком Ратайзером – жирным шрифтом выделены реплики Ханки Групинской.

– А ты не помнишь, где Михала Клепфиша нашли? На Швентоерской или на Валовой?
– Этого я не помню.
– Ты видел его труп?
– Да, точно, он на чердаке лежал. Мы снесли его во двор и где-то там вырыли могилу. Вот и всё.
– Ты уверен, что вы похоронили Михала?
– Да.
– А Марек (Марек Эйдельман, еще один лидер восставших. – Прим. ред.) говорит, что вы его не хоронили, Михал остался там, где лежал, а потом этот дом уничтожила бомба.
– Я тебе так скажу: это был наш первый погибший. Если бы его убили на несколько дней позже – я согласен с Мареком, никто бы о том, чтобы хоронить, уже не думал. А он был первый и единственный в тот день. Помню, что хоронили его ночью, поэтому могли все сделать спокойно, не боясь.

Разными оказываются даже воспоминания о датах: Марек Эйдельман считает 15 октября 1942 года днём создания Еврейской боевой организации, руководившей восстанием. При этом Целина Любеткин называет другую дату – в июле.

Собеседники Ханки Групинской часто употребляют слово «легенда», они говорят, что воспоминания, в том числе и их собственные, размываются, точная хроника превращается в героический эпос. Как, например, здесь: «По… легенде, восставшее гетто вывесило лозунг “За вашу и нашу свободу”. Эти слова ходили в нашей среде, мы о них говорили, но истории о том, что такой лозунг появился на стенах восставшего гетто, – неправда. Это еще одна легенда, в которую хотелось верить» (из воспоминаний Шмуэля Рона).

Легенды создаются и об отдельных личностях. Например, все помнят о героизме Стефана Сиверского – поляка, позже признанного Праведником народов мира, его альтруизме и отчаянной смелости. Но существуют четыре разных версии того, как Стефан погиб. «10 мая Стефан прикрывал группу повстанцев, которая выходила из канализации на Простой. Потом ездил в Ломянки, привозил партизанам оружие. В Варшаве бегал от одного схрона к другому, помогал опекать тех, кто скрывался. В записях сохранилось несколько историй о его смерти», – пишет Ханка Групинская. Согласно первой, Стефана в кондитерской застрелил немец, потому что заметил у него в кармане пистолет. По другой версии, Стефан пытался отомстить сторожу дома, выдавшему двух лидеров еврейского восстания, но до этого сторож сам успел донести в гестапо на Стефана.

«Третью историю много лет спустя рассказала сестра Стефана, пани Халина. Она случилась 21 или 23 мая 1943 года. Стефан надел немецкий мундир и сделал вид, будто ведет нескольких пойманных евреев. Таким образом ему удалось вывести несколько человек в Ломянки, к партизанам. На обратном пути, в Варшаве, он зашел в ресторан на Двурской. Жандарм разглядел у него в кармане пистолет, Стефана схватили, повезли на улицу Кшижановского, где жили тетки, надеялись найти там оружие и тайник с евреями. Дома была только Зося, то есть Зимра, но она не выглядела как еврейка, поэтому ее не тронули. Стефана отвезли в гестапо на аллею Шуха. Страшно били, и он пообещал им показать, где в лесу прячутся евреи. По дороге попытался убежать, его застрелили на месте».

И наконец, по словам Казика Ратайзера, Стефан Сиверский был застрелен немцем в пивной после того, как они с Казиком и еще одним лидером повстанцев, Антеком Цукерманом, вывели группу евреев в лес. Это был такой счастливый день, друзья сфотографировались вместе, а вечером Казик и Антек узнали, что Стефана больше нет.

Всё это заставляет сделать вывод, что большая история невозможна, но возможно множество частных личных историй. Есть только факт – в данном случае, что восстание было, а дальше уже начинаются интерпретации, спутанные и противоречивые воспоминания участников. И это специфика любого большого исторического события – оно уходит в прошлое и остаётся только цифрой на бумаге. «…что ты знаешь о восстании Костюшки? Что знаешь о Наполеоновских войнах?» – риторически спрашивает Марек Эйдельман.

В этом контексте ещё важнее оказывается вторая часть книги. Нельзя сохранить точную память даже о событии, не говоря уже о людях, которые в нём участвовали – тем более когда даже имена многих неизвестны. Но Ханка Групинская делает невозможное. «У Варшавского гетто нет своего кладбища. Кости еврейских бойцов смешались с кирпичами разрушенного города. Пепел смешался с землей. Нет ни могил, ни каменных надгробий. Нет человека с его именем, фамилией, нет даже самой короткой истории о том, как он жил, – пишет в предисловии ко второй части книги Марек Эйдельман. – Так вот Групинская создает этот памятник. Возводит памятник каждому из них, каждому бойцу Варшавского гетто. Вот оно, кладбище Еврейской боевой организации. На нем нет зелени, нет цветов, нет камней. Это кладбище из букв, кладбище из слов о погребенных на нем людях. Пусть это кладбище найдет себе место на наших полках и каждодневно напоминает о тех, у кого нет могил и каменных надгробий».

И этот памятник отнюдь не сухие справки – в пустоте забвения и небытия Групинской удаётся отыскать живые, трогательные и мучительные подробности о трагически ушедших людях. Люсик Блонес был самым юным участником восстания, ему было всего 13 лет. У Адека Янкелевеча «были великолепные носки, шерстяные, очень теплые». По ним товарищи и смогли опознать его труп: «А по лицу его нельзя было узнать – все выклевали птицы». У Натека или Юрека не сохранилось не только фамилии, но даже точного имени, но теперь мы знаем, что он был «высокий, симпатичный… и превосходно пел хулиганские песни».

Ханка Групинская. Я пришла домой, и там никого не было. Восстание в Варшавском гетто: истории в диалогах. Перевод с польского Светланы Панич. Издательство Ивана Лимбаха, СПб, 2023.