Совесть на замке

Как немцы отрекались от фюрера, выставляли себя жертвами и в упор не замечали евреев сразу после войны.

Книга Харальда Йенера «Волчье время» – исследование повседневной жизни Германии в первые десять лет после войны. Это стопроцентный научпоп: при строгой выверенности фактов книга читается очень легко – в том числе благодаря вставкам из дневников и личных документов. Автор даёт голос очевидцам событий: журналистке-антифашистке Рут Андреас Фридман, дирижёру Лео Борхарту, студентке Марии фон Айнерн, 18-летней девушке-секретарю Бригитте Айке. Они отоваривали карточки, торговались на чёрном рынке и разгребали руины родных городов. А еще отчаянно веселились на танцульках и вновь популярных после войны карнавалах. Именно их прямая речь превращает исследование в документальный роман – и помогает нам осознать, что же тогда происходило.

Вместе с тем, при всей своей пестроте и стилистической лёгкости «Волчье время» ставит очень серьёзную цель. «Целью данной книги была попытка понять, как большинство немцев, высокомерно отрицая индивидуальную вину, все же избавились от ментальности, которая сделала нацистский режим возможным», – пишет Харальд Йенер.

Признание коллективной вины немцами произошло намного позже окончания войны – в шестидесятые годы XX века. В своей книге Харальд Йенер подробно рассматривает период, предшествующий этому признанию. Он анализирует, почему это произошло не сразу после войны и как нравственная слепота повлияла на последующую жизнь обеих Германий. Автора поражает, как быстро немцы забыли о своей былой верности фюреру. Конечно, не все. Но большинство. «Отключили свои железные убеждения, словно по щелчку. А заодно отключили и прошлое. Иначе как можно объяснить, что не прошло и двух лет, как кто-то уже недоумевал, за что, собственно, немцев так не любят во всем мире? “Почему немцев нигде не любят?” – вопрошал в 1947 году журнал Der Standpunkt, словно не было никакой войны», – пишет Харальд Йенер.

В тяжёлые послевоенные годы – в заботах о хлебе насущном – немцам некогда было думать о былых преступлениях. В размышлениях о страданиях для подлинных жертв не осталось места. «Была только одна центральная тема, которую упорно обходили стороной во всех дискуссиях о Германии и остальном мире – массовое убийство европейских евреев. О Холокосте в этом бурном, полноводном потоке речей на тему войны и “рифтовых разломов” не было сказано почти ни слова. Еврейская тема была табуирована», – говорит книга «Волчье время».

Еврейка Ханна Арендт, вернувшаяся в 1949 году из Америки в Германию на полгода, пишет, как почувствовала отрицание своего существования со стороны бывших соотечественников. Германия была лихорадочно и деловито занята своим переустройством, и в этом была не только практическая необходимость, но и возможность избежать мыслей о недавнем прошлом. Вероятно, если бы немцы погрузились в эти размышления на фоне разрухи, они не нашли бы сил с ней бороться, восстанавливать разбомбленные города. «Жизнь продолжается, потому что умолкла совесть», – писал литератор Ганс Хабе, венгерский еврей, работавший после войны над денацификацией Германии.

Ханна Арендт вспоминает, как, услышав, что она еврейка, собеседники немедленно переводили разговор на другое. Харальд Йенер предполагает, что в этом могло крыться не только бесстыдство, но как раз и мучительный стыд. Либо просто коллективная психика защищала себя. Однако, чтобы ни было причиной, Холокост оставался фигурой умолчания.

Немцы не были готовы каяться в преступлениях нацизма, потому что считали и себя его жертвами. «Нацизм воспринимался послевоенными немцами как своего рода наркотик, превративший их в слепое орудие зла. Часто можно было слышать, что “Гитлер вероломно использовал в своих целях немецкую способность воодушевляться”. Это мнение давало возможность некогда восторженным поклонникам Гитлера чувствовать себя обманутыми, вместо того чтобы предаваться чувству вины. Этот наркотик имел несколько названий. Нередко его называли просто “злом” или “потенцированным злом, с невиданной силой и в невиданных доселе масштабах ворвавшимся в нашу эпоху”. А кто-то страстно рассуждал о демонических силах, прорвавших “тонкий слой цивилизации” и высвободивших “стихию разрушения”», – пишет Харальд Йенер.

По мнению автора, это было высокомерием и кощунством по отношению к миллионам убитых, но было в этом и положительное начало: немцы хотя и не считали преступления нацизма своими собственными, но однозначно признавали нацизм злом. И как раз это полностью освободило идеологию обеих Германий от влияния гитлеризма.

Но сколько ни вытесняли немцы из своего сознания преступления против евреев, им об этом напоминало многое. Расформировать и распустить концлагеря, вернуть людей к нормальной жизни удалось далеко не сразу. Остро стоял вопрос, кому должно быть возвращено имущество погибших немецких евреев: их прямым наследникам, которых осталось очень мало, или еврейскому народу в целом. К тому же парадоксальным образом Германию захлестнул поток еврейских беженцев из Восточной Европы, особенно из Польши. Как и немецкие евреи, они намеревались уехать из Германии, большинство – чтобы строить Государство Израиль, но до массовой эвакуации людей надо было где-то разместить. Таким образом место прежних, уже уехавших узников концлагерей занимали другие евреи – уже не узники, но тоже люди без крова. Самым крупным еврейским лагерем на территории Германии был Фёренвальд под Мюнхеном. Это был настоящий еврейский город из пятнадцати улиц, с кошерной едой, насыщенной культурной жизнью, школами и профессиональными училищами. Там даже выходила газета на идише – правда, напечатанная латиницей за неимением нужного шрифта.

Просуществовал этот лагерь до 1957 года. Населяли его не только стремившиеся уехать люди, но и те, чья жизнь была искалечена войной и Холокостом настолько, что они уже не могли закрепиться в здоровом социуме вне лагерных стен. Вот, например, безысходно печальный рассказ Йосселя, уехавшего на Святую землю в 1946 году, но через шесть лет вернувшегося в Фёренвальд: «Вы, наверное, принимаете меня за сумасшедшего. Возможно, так оно и есть. Но последние 14 лет своей жизни, то есть с 21 года, я провел в лагерях. Сначала меня таскали из одного концлагеря в другой. Потом, после освобождения, я жил в лагере для displaced persons. Когда я наконец выбрался в Израиль, меня посадили в британский лагерь для интернированных. Через год я поступил на службу в израильскую армию. Да, это было хорошо. Я воевал в Негеве и в Галилейских горах. В 1951 году я снял солдатскую форму и попытался стать тем, кем я всегда хотел быть – нормальным человеком. Но мне было уже 33. Учиться – поздно, уходить на покой – рано. Я нашел работу, но не нашел удовлетворения. Я получил собственную комнату, но чувствовал себя в ней одиноким».

Харальд Йенер. Волчье время. Германия и немцы: 1945–1955. Перевод с немецкого Романа Эйвадиса. М., Individuum, 2024