Трудящиеся и красильщики

Так уж повелось, что иные профессии (в общественном, разумеется, мнении) испокон веков считаются еврейскими. К примеру, фотограф (в недалеком прошлом); зубной врач (в России — уже в относительно далеком прошлом); эстрадный и театральный администратор… Это признают как сами лица еврейской национальности, так и лица с лицами совсем не еврейскими. Только вот первые, перечисляя, назовут гениальных математиков, скрипачей-виртуозов и именитых врачей. Вторые тоже про эти еврейские профессии слышали, однако назовут ростовщика, фактора-посредника и корчмаря (лавочника). Самое занятное, что правы будут и те и другие. Хотя фантазия и информированность в обоих случаях просто удручают.

А ведь мало кто вспомнит одно ремесло, столетиями (столь многими, что хочется сказать “тысячелетими”) бывшее настоящей еврейской монополией. Оно не столь возвышенно, как, скажем, гениальный математик, музыкант (далее — по списку), но и не столь вызывающе презренно, как профессии из списка № 2.

Я имею в виду ремесло красильщика — мастера, придающего ткани или пряже устойчивый цвет. Подчеркиваю, “устойчивый”, а вовсе не тот, при наличии которого изделие лучше стирать отдельно от белых и светлых вещей.

В древние времена пышно и хорошо окрашенная ткань и пряжа ценились очень высоко, а находившаяся в зачаточной стадии своего развития химия была еще не в состоянии представить публике целую палитру едких красок. Владение секретом крашения тканей было гарантированным источником приличных (по меркам древнего мира) доходов. Чужим этого секрета не выдавали, а учился каждый красильщик в своей семье — у папы-красильщика, дяди-красильщика и дедушки (самого главного из них красильщика).

Пророчица Двора (Двора ha-невия) в своей Песни называет цветные и отделанные разноцветной вышивкой одежды “богатой добычей, которую враги хотят захватить у израильтян”. И египетская роспись в гробнице Хнумхотепа III в Бени-Хасане изображает предков наших — кочевых семитов — одетыми в двухцветные длинные рубахи. Пройдут века, и египтяне заговорят на семитском языке и сами наденут такие же рубахи, сильно из удлинив и окрестив “галабеями”. Но тогда, в 1890 (до новой, разумеется, эры) году, даже в страшном сне египтянину не могло присниться, что потомки его будут говорить на семитском языке… И эта полосатая разноцветная одежда служила у древних египтян таким же отличительным знаком семита, как заметный нос и острая борода...

Скорее всего, у каждого народа развиваются те ремесла, заниматься которыми позволяет природа родной страны. Эрец-Исраэль богат пурпурными улитками-иглянками (на побережье Средиземного моря), а также дубовой тлей, из которой получалась темно-красная краска. Горячее солнце позволяло отбеливать пряжу. Извести, квасцов и прочего тоже хватало в изобилии. Более дешевую красно-желтую краску можно было получать из корней марены. (Интересно, что горские евреи возделывали марену вплоть до начала ХХ века, пока дешевые европейские ивановские ситцы не вытеснили традиционный способ). Синюю краску получали из листьев вайды красильной, а желто-коричневую — из скорлупы ореха и кожуры граната (гранатом – римоном Эрец был богат всегда, он даже входит в традиционный еврейский орнамент).

В средние века евреев-красильщиков приглашали в Грецию и Италию. Иерусалимский король-крестоносец Балдуин II взял евреев-красильщиков под свое покровительство, выделил им здание. Не любило его величество евреев уже по своей должности крестоносца. Да и по жизни, наверное, тоже. Но не всю же жизнь в латах щеголять! А идя в увольнение (или что там у военнослужащих-королей?), хотелось, знаете ли, облачиться красивый гражданский прикид…

В странах Ближнего Востока чуть ли не до последнего времени ремесло красильщика считалась чисто еврейским. Европейские путешественники с присущей им наблюдательностью отмечали, что именно по этой причине магометане профессию красильщика презирают и ею не занимаются. Как та лисица из известной басни, которая презирала виноград.

В Бухарском эмирате красильным ремеслом тоже занимались исключительно евреи (тоже пока не хлынули европейские ткани, хотя сам промысел держался до войны). Надо сказать, Бухара прославилась, помимо прочего, как место гнуснейшего антисемитизма и омерзительнейших (даже по меркам мусульманского мира) угнетения евреев. Поэтому, когда после Революции у многих появились надежды на изменение положения, на первую в Бухаре первомайскую демонстрацию вышли и обитатели еврейского квартала. В руках они держали транспаранты: “Долой угнетателей! Да здравствуют трудящиеся и красильщики!”.