Трое блестящих

Кроме мелких юмористов пошловато-эстрадного розлива, о которых мы говорили, евреи подарили Старой Европе и Новому Свету нескольких блестящих сатириков. Подчеркиваем, не юмористов с шутками о пьяном муже и проч., а именно сатириков. Людей, которым доводилось, простите за высокий штиль, бичевать пороки людские столь остроумно и метко, что их слова и фразы становились общим достоянием, а то и фольклором. Заметим, что еврейская ироничность (только не поверхностная, а отшлифованная высокой культурой и замешенная на таланте) и здесь придавала творчеству этих мастеров особый оттенок, иногда роднивший их, хоть и писали они на разных языках.

Наверное, стоило бы начать с немецкого классика Генриха Гейне, популярность произведений которого еще до наступления эпохи Тысячелетнего Рейха была столь велика, что даже самый решительный — в расовых вопросах — режим не посмел выбросить из сборников песен его «Лорелею» и лишь заменил имя автора на нейтральное «слова народные». Как острили даже лояльные режиму, но не утратившие головы граждане, Гейне на собственном примере доказал, что может осмеять даже из могилы, и потому действительно опасен.

Но то — Гейне, фигура известная всему миру и размером своим, и, признаем, значением языка, на котором писал. Польские же авторы на мировую известность обречены не были.

Первый из тех, о ком мы хотим рассказать, тем не менее, границы страны перешагнуть сумел. Мы говорим о Станиславе Ежи Леце. Собственно говоря, звали его С. Е. де-Туш, был он бароном в третьем поколении и — увы! — в том же поколении крещеным. Польша, как известно, страна католическая и, следует признать, к евреям не слишком благосклонная. Дедушка Станислава крестился еще при государе императоре Франце-Иосифе I, ибо родной его город Краков принадлежал Австро-Венгрии — державе, в которой католичество тоже носило государственно-официальный характер. Разбирать причины, заставившие деда принять св. крещение, мы здесь не будем: ну, может, очень бароном хотелось стать!.. Но вот как в католической империи, да еще в одном из самых католических ее углов, можно было креститься в протестанты (протестант из евреев — это ж придумать надо!) — ничем другим не объяснить, кроме... кроме желания из этой торжественной процедуры сотворить фарс. (Кстати, мы на этой нашей версии не настаиваем.)

Когда же Станислав Ежи де-Туш ступил на тропу сатиры, то взял себе псевдоним «Лец». Что на иврите означает «шут». Именно — на иврите!

Его «Непричесанные мысли» переведены почти на все языки Европы и мира. То же можно сказать и «Новых непричесанных мыслях», и о других его книгах. «Средневековье есть в середине каждого века», мудро замечал в своих «непричесанных» пан Станислав — и был прав. Минимум половина его афоризмов расхватаны в Польше на пословицы и поговорки.

Второй (не побоимся этого слова) великий сатирик, Антони Слонимский, за пределами Польши известен меньше. Крещен он, правда, не был, зато находился в состоянии конфронтации с любым строем: от довоенного полковничьего «режима санации» до торжества народной демократии. (Опять парадокс: когда власти народной Польши не давали ему публиковаться, за это взялось католическое издательство, более самостоятельно чувствовавшее себя в Польше, нежели в других странах народной демократии; он-то в католики не лез, а будь они у власти — и с ними бы в конфликт вступил, однако тут Слонимски и католики оказались по одну сторону баррикад.)

Автор этих заметок был свидетелем того, как фразу Слонимского повторяла вся Польша. Дело было в 1967 году, сразу после Шестидневной войны. ПНР, как и все прогрессивное человечество во главе со светочем мира Советским союзом, поддерживала Египет и другие миролюбивые арабские страны, подвергшиеся клятвопреступнической агрессии израильской военщины. Автор, правда, все никак не мог понять, какие именно клятвы нарушил Израиль, который, вроде бы, ни в чем, а уж тем более в братской любви, арабским странам не клялся. Последние же до самой войны клялись стереть Израиль с лица земли, предварительно перетопив его население в синем море.

Но так тогда писалось в прогрессивной печати. Надо сказать, что в Польше израильской победе даже антисемиты потихоньку радовались, ибо видели в ней пинок Старшему Брату. А немногочисленные евреи — так те и вовсе выражали радость открыто. Вот это-то и дало руководству народной Польши повод развязать давно подготовленную антиеврейскую компанию. И тов. Гомулка — вождь партии — заявил, что партия не позволит радоваться за чужую, к тому же враждебную, страну. «У каждого поляка, — заявил тов. Гомулка, — есть только одна Родина!»

«Я понимаю, — тем же вечером заметил в кафе Антони Слонимский, — что может быть только одна Родина. Но почему же именно Египет?»