После «Обыкновенного фашизма»

Не так давно исполнилось 100 лет со дня рождения Михаила Ромма. Люди, которые делают кино, отметили эту дату собранием, где звучали слова «классик», «учитель», «мэтр» и т.п. Люди, для которых делают кино, в эти дни, может быть, вспомнили тихий, глуховатый голос режиссера, которым начинался его самый знаменитый фильм «Обыкновенный фашизм». «Показывая вам нашу картину, мы, разумеется, не рассчитывали осветить все формы такого явления, как фашизм. Это невозможно в пределах одной картины. Да это невозможно хотя бы потому, что многое, очень важное, не оставило никаких следов на пленке. Не было снято. Из огромного количества материала мы отобрали то, что показалось нам самым поразительным, что дает нам возможность вместе с вами поразмышлять».

Сегодня «Обыкновенный фашизм» не идет в кинотеатрах, даже в дни юбилея его не выпустили на экран. Возможно, потому, что за 35 лет, прошедших после фильма, у него не осталось зрителей или потому, что считается, не о чем уже «поразмышлять вместе»: с фашизмом в Германии все ясно – заклеймен, запрещен, выскоблен из памяти нации. А другого вроде бы и нет: даже по свидетельству ценителей фильма, нынче «при всем желании в нем невозможно вычитать те антисоветские иллюзии, которые ему приписывали знатоки эзопова языка».

Они правы — совсем другая жизнь. Но М.Ромм и тогда не особенно стремился к портретному сходству. Майя Туровская, писавшая вместе с Ю.Ханютиным сценарий, вспоминает, как им попалось в хронике очередное национал-социалистическое мероприятие – «открывали какую-то стелу, на ней было начертано что-то о труде, подозрительно напоминавшее наше «дело чести, доблести и геройства». Мы с визгом притащили материал Ромму». Но Ромм сюжет не взял – слишком прямолинейно.

Интересно, насколько глубокой казалась ему тогда связь между их фашизмом и нашим? «Наверное, пришло время вслух задать авторам вопрос, исходили ли они, задумывая фильм, из собственного опыта, из «проклятых вопросов» своей, тогда еще недавней истории?» – пишет М.Туровская.

М.Ромму этот вопрос уже не задашь, но Туровская уверена: «… Про себя каждый из миллионов наших соотечественников, посмотревших картину, «идентифицировался» с ней на двух уровнях: еще сравнительно недавней борьбы с фашизмом и совсем недавнего сталинизма.

Впервые мне пришлось отвечать на этот вопрос в 1967 году в Мюнхене, куда меня послали с картиной. Он был сформулирован несколько иначе: «Зачем вам делать картину о других, когда у вас был свой «культ личности»? Я ответила с наивозможной тогда честностью: «Видели ли вы людей, которые делают фильм о других, не опираясь на собственный опыт?» Вспоминаю об этом потому, что «телега» пришла не в кинематографические инстанции, а прямо в секретариат Суслова и притом от немецкого информанта».

Бог с ними, с аллюзиями. Они есть, конечно, в «Обыкновенном фашизме». Помните, как держат руки их вожди и наши – сцепив пальцы где-то ниже живота? Или эпиграф из Гитлера, которым открывается глава об искусстве: «Художникам надо время от времени грозить пальцем?» Гитлер? Сталин? Хрущев? Они умели говорить на разных языках одними и теми же словами. Сегодня это вызывает улыбку, не больше – время унесло и слова, и их сочинителей.

Но вот собственный опыт… Боюсь, мы сами мало что знаем о нем. Опыт требует как минимум систематизации и уже потом безбоязненного осмысления. Разрыва привычных границ, выхода за пределы. Собственный опыт М.Туровской в пору «обыкновенного фашизма» был невелик. Но даже куда больший собственный опыт М.Ромма был тоже слишком мал, чтобы выйти за пределы аллюзий.

Опыт народа требует первопроходца, человека, который может принять его на свои плечи. И не согнуться под тяжестью.

Недавно издательство «Вагриус» выпустило книгу Александра Яковлева «Омут памяти». Кто не помнит, Александр Николаевич Яковлев – архитектор перестройки, как его чаще всего называли, ближайший сподвижник М. Горбачева. «Омут памяти» – большая и трудная книга, такие книги не пишут, а рожают. И у нее очень точное название. Омут, как известно, затягивает, умыкает на дно, выбраться из него трудно. Из «омута памяти» выбираться еще тяжелее. Но это другая, особая тема. Здесь – только то, что связано с темой этих заметок, с обыкновенным фашизмом.

Двенадцатая глава книги А. Яковлева называется «Вы сеете фашизм», и начинается она так.

«Вот уже двенадцать лет я занимаюсь реабилитацией жертв политических репрессий в качестве председателя соответствующей комиссии. Я буду рассказывать о судьбах миллионов наших соотечественников – расстрелянных, замученных пытками, умерших от голода, повешенных, о том, как уничтожался генофонд народов России. За эти годы я узнал об этой трагедии, может быть, столько, сколько не знает никто. Я имею в виду документационную сторону дела. А потому считаю своим долгом проинформировать об этом российское общество».

И далее А.Яковлев приводит выдержку из письма гениального ученого, лауреата Нобелевской премии, академика И.Павлова, направленное в декабре 1934 года Правительству СССР. Вот эти строчки: «Вы напрасно верите в мировую революцию. Вы сеете по культурному миру не революцию, а с огромным успехом фашизм. До вашей революции фашизма не было…»

Почти четверть века спустя, в декабре 1957 года, председатель КГБ Серов пишет в ЦК пространную записку об антисоветских настроениях другого крупнейшего ученого, тоже Нобелевского лауреата академика Льва Ландау, который называет систему, установленную после октября 1917 года, «фашистской», а руководителей государства – «преступниками».

В разговоре с харьковским ученым Лифшицем, сообщает Серов, Ландау говорил, что с октября 1917 года «формировалось фашистское государство.… Это была идея создания фашистского государства». 12 января 1957 года в беседе со своим коллегой Шальниковым Ландау сказал: «…Наша система… совершенно определенно есть фашистская система, и она такой осталась, и измениться так просто не может». В разговоре на ту же тему с ученым Мейманом Ландау заявил: «То, что Ленин был первым фашистом, — это ясно».

Все это А.Яковлев нашел в сверхсекретных архивах. У него было много возможностей распорядиться этими материалами – замолчать, сделать вид, что их нет, уничтожить, продать «на сторону»… Труднее всего было их осмыслить, принять как данность, как факт нашей истории, звено в непрерывной цепочке российской жизни.