Больше всего евреев в конце позапрошлого – начале прошлого веков проживало в Российской империи. Число их изменялось не только от того, что многие уезжали, а еще и от того, что менялись границы империи. Вот тебе Россия и в ней — Польша, а вот уже отдельно Польша, а отдельно — СССР. То это Австро-Венгрия, то Чехословакия и, опять же, Польша, то просто Венгрия, а потом опять-таки СССР. Но мы сейчас говорим о Российской империи в ее дореволюционных рубежах. Там жило очень много евреев, и они очень много смеялись. Впрочем, и плакали не меньше. Отсюда, очевидно, появилось расхожее выражение «смех сквозь слезы».
Короче говоря, в начале прошлого, т. е. XX столетия еврейский юмор стал неотъемлемой частью городского фольклора. Как известно, еврейские анекдоты делятся на две неравноценные группы: те, что рассказывают сами евреи, и те, что сами евреи никогда не рассказывают. В последних героя всегда зовут Абгам Абгамович, и «г» вместо «р» подчеркивает его препротивную картавость. А не рассказывают евреи этих анекдотов хотя бы потому, что даже самый темный из них знает: если вашего папу зовут Абрамом, то вас так звать не могут по определению.
С тех пор российским обществом уже были востребованы оба типа анекдотов. То же далекое время характерно тем, что многие евреи получили образование, сменили лапсердак на пиджак и сохранили подстриженную бороду лишь потому, что тогдашняя светская мода таковой требовала. И во многих редакциях русских журналов появились евреи – сотрудники и авторы. Здесь будет уместным вспомнить историю двух братьев Вейнберг, которые пройдут у нас по обоим юмористическим направлениям. Одного из них звали Петр (а уж как там при обрезании нарекли, того не ведаем). Он сотрудничал в «Искре» — нет, не ленинской подпольной газете, а в одноименном сатирическом журнале, а также в знаменитом Будильнике». Подписывался он «Гейне из Тамбова» и был широко известен. Кроме того, писал в «Еврейскую библиотеку» и в еврейский журнал на русском языке «Восход».
Зато братец его Павел одним из первых в русской литературе начал разрабатывать жанр еврейского анекдота, мы бы сказали, «второго типа». Из каких Савлов развился этот Павел тоже точно не скажешь, но, кажется, он относился к тому странному типу, о котором даже записные ура-патриоты уважительно говорят: «Он их сам ненавидит». Таких полупочтенных было немало. И говорить о них нечего.
Зато вокруг журнала «Сатирикон» сосредоточилось множество сотрудников, причем, отнюдь не только евреев. Главным редактором был русский человек Аверченко, и Тэффи еврейкой не была, и многие — известные — другие. Впрочем, газете «Русское знамя», по словам Аверченко, это не мешало всю сатириконовскую братию именовать не иначе, как «жидовская банда, лишенная чести и совести». (Аверченко на это откликнулся блестящим рассказом, герой которого восклицает: «Господа, когда вы покупаете у патриота самое дорогое, что у него есть, не скупитесь!»).
Что касается сатириконовцев-евреев, то они, разумеется, были, а самым блестящим из них был известный всей России Саша Черный. Такой взял себе псевдоним Александр Гликберг и впоследствии, когда незнакомые люди окликали его «Сашей», об этом жалел. Работал он не только в «Сатириконе», стихи его разлетались по всей стране. Образования у него не было: вышибли из шестого класса гимназии (вроде нынешнего девятого) «без права поступления». Впрочем, по тем временам этого было достаточно, чтобы служить в армии уже не простым солдатом, а вольноопределяющимся. Служил он и на таможне на австро-венгерской границе (правда, начиналась тогда Австро-Венгрия совсем недалеко от Жмеринки). Поучился в Германии, где прослушал в течение года курс лекций в Гейдельбергском университете. А с 1908-го стал постоянным сотрудником «Сатирикона». Как писал Корней Чуковский,
«получив свежий номер журнала, читатель прежде всего искал в нем стихотворения Саши Черного». И все знали его строки — к примеру,
«Арон Фарфурник застукал наследницу дочку с голодранцем студентом Эпштейном…». При этом, еврейская тема вовсе не была у него доминирующей. И когда он писал:
«Ревет сынок, побит за двойку с плюсом…», — это вовсе не означало, что двойку с плюсом получил еврейский мальчик. Хотя… не исключено, что и еврейский…
Уже в эмиграции написал он такие строки:
Скажу как один пожилой еврей,
что, пожалуй, всего мудрей:
революция очень хорошая штука,—
почему бы нет?
Но первые семьдесят лет
не жизнь, а сплошная мука».
Вот же ж пророк был! Даже в цифрах не ошибся…