Полюби меня больной

«Возлюби ближнего своего, как самого себя» – эту великую заповедь хотя бы раз в жизни слышал каждый. Автору этих строк не раз доводилось беседовать и с евреями, и с неевреями, которые были почему-то убеждены, что это – одна из тех истин, которую возвестило миру христианство. Иудаизм, дескать, проповедует жёсткие нормы морали и справедливости, а вот любовь и милосердие – они от христианства.

Однако наказ возлюбить ближнего, как самого себя – не из Нового Завета. Впервые эта фраза встречается в Торе, в отрывке «Кдошим», который читают в синагогах всего мира в эту субботу. Впрочем, именно в данной редакции она известна в христианских переводах еврейской Библии, но дословный перевод с иврита звучит иначе: «И возлюби того, кого ты видишь, как самого себя». И в этом разночтении и заключается разница между абстрактным гуманизмом христианства и вполне конкретным гуманизмом иудаизма.

На заре туманной юности и я сам придерживался скорее христианского, чем еврейского понимания этой заповеди, и до сих пор помню, с каким восторгом читал эти строки из поэмы Евгения Евтушенко «Под кожей статуи Свободы»:

Я глажу по ночам
Любимой сонный локон,
А сам курю, курю, и это неспроста:
Я распят, как Христос, на крыльях самолетов,
Летящих в эту ночь бомбить детей Христа.

Прошло немало лет, прежде чем я понял, что очень легко объявить «ближними» всё страждущее человечество и испытывать боль за угнетенных шахтеров Великобритании или порабощенных негров Америки и сочувствовать им, гоняя чаи на кухне. Куда труднее возлюбить конкретного соседа по лестничной площадке, с которым ты сталкиваешься каждый день в подъезде и который ежедневно стреляет у тебя сигареты, потому что не хочет работать, а предпочитает жить на подачки. Или удержаться от мести и не таить зла на обидевшего тебя коллегу. Или преодолеть природную брезгливость и оказать помощь лежащей в больничной палате незнакомой дурно пахнущей старухе, у которой вдобавок течет изо рта.

А ведь именно они и есть твои «ближние» – люди, которые живут не где-то там за горами, а те, кого ты видишь собственными глазами. И для того, чтобы «возлюбить» их и почувствовать обязанность – именно обязанность! – по отношению к ним, нужно сделать тяжелейшее, подчас почти невозможное душевное усилие.

Этот мелочный повседневный гуманизм, эта, если хотите, мещанская порядочность по отношению к тем людям, которые вас окружают и с которыми вы сталкиваетесь ежедневно, согласно еврейскому пониманию, и есть единственно существующий подлинный гуманизм, в отличие от абстрактной всеобщей любви. А патетические слова о любви ко всему страждущему человечеству, как известно из истории, оборачиваются в итоге кострами инквизиции, крестовыми походами, гражданскими войнами и террором. Вспомним, что подонок, устроивший в минувшую субботу бойню в синагоге в Сан-Диего, тоже объяснил свои мотивы очень высокопарными словами про стремление ко всеобщему благу.

Подлинная святость достигается не уходом от мирской суеты в какую-то абстрактную духовность, которую никто не видел и не может «пощупать руками», а активным погружением в водоворот жизни и вмешательством в неё. Именно поэтому вступительные слова отрывка «Кдошим» звучат так: «Святы будьте, ибо свят Я, Г-сподь Б-г ваш!» – ведь Ему тоже до всего есть дело, до самой, как нам порой кажется, незначительной мелочи в человеческой жизни. И стремясь «возлюбить ближнего», начни творить конкретные добрые дела для своей семьи, своих друзей, коллег и соседей, а там, глядишь, и доберешься когда-нибудь до всего страждущего человечества.