Танец от всех болезней

Этим летом танцовщице Анне Халприн исполнится 100 лет – ровно половину из них она чудом «вытанцевала» у смерти. Раз в год она учит этому и весь мир, считая, что «Планетарный танец» помогает исцелиться.

Анне Халприн, урожденной Шуман, с ранних лет доставалось все, на что она показывала пальцем. Ее отец Исидор, потомок выходцев из Тернопольщины, владел швейной фабрикой, открытой в Чикаго, в свою очередь, его отцом Натаном. Но если Натан каждый день ходил в синагогу и общался исключительно на идише, то Исидор старался максимально приспособиться к жизни в США: усиленно учил язык, одевался с иголочки и обрастал полезными знакомствами. Анна обожала деда: тот казался ей экзотичным и загадочным, был «кровным родственником с очарованием иностранца».

Мать Ида Шуман нигде не работала, да и по дому хлопотала мало: прислуги было достаточно. Ида вышла замуж совсем юной, вскоре после родила дочь Рут, которая не прожила и недели. Затем в семье появились два мальчика, а затем Анна, которую и отец, и мать обожали безмерно. Все свободное время Ида проводила с дочерью. Именно она отдала четырехлетнюю Анну на танцы – просто потому, что сама всегда хотела танцевать.

В какой-то момент Исидор продал фабрику и стал заниматься недвижимостью. В связи с этим семья жила то в одном доме, то в другом, но все они были в окрестностях иллинойской деревни Уиннетка. Расположенная на живописном берегу озера Мичиган, деревня считалась престижным местом для жизни состоятельных американцев. Евреев там не любили. «Соседи были возмущены, что еврейская семья Шуман живет по соседству, а их дочь ходит в одну образцовую школу Карлтона Уошберна с – подумать только! – их детьми», – говорит Анна. Ее не приглашали на школьные мероприятия и шушукались за спиной, но девочка долго не могла взять в толк, что всему виной ее еврейские корни.

Танцами Анна занималась по особой методике Айседоры Дункан, которую можно было описать так: «Танец – язык для выражения души, а его источник – сама природа». Подростком она к тому же узнала о хореографе Теде Шоне и его взглядах на танец как на «музыкальную визуализацию с декорацией из поз». «Я обожала его методы, они освобождали фантазию. Я могла быть кем угодно: индейцем, балериной или енотом. О чем еще можно мечтать?!» – шутит танцовщица.

Анна никогда не стеснялась сцены. В 1934 году она впервые выступила перед зрителями на Всемирной выставке в Чикаго. Родители поощряли увлечение танцами, но надеялись, что дочь будет жить по сценарию: «хорошее образование, хорошее хобби, хороший еврейский муж». Сама девушка строила совсем другие планы. Однажды, вдохновленная мастер-классом Дорис Хамфри по современному танцу, она выбросила всю мебель и ковры из спальни в коридор и положила матрас на голый деревянный пол. Анна решила, что хочет жить в танцевальной студии. «Танцорам и хореографам тогда платили мало, репетиции вообще не оплачивались. Сама я была к этому готова, но отцу так и не смогла сказать: он оценивал достижения количеством банкнот», – вспоминает танцовщица.

Впервые свой собственный танец, который Анна назвала «Сагой о молодости», она продемонстрировала на школьном конкурсе талантов. Девушку высмеяли. «Танец был серьезным, субъективным, диким, зрелищным и очень искренним. В финале я сделала кувырок и упала ничком. Сначала в зале хихикали, затем засмеялись в голос. Было жутко стыдно, – говорит Анна. – А несколько месяцев спустя я показала этот же танец комиссии Беннингтонского колледжа. Меня похвалили за великолепную технику».

В 1938 году девушка поступила на факультет танца университета Висконсина. Ее преподавателем стала Маргарет Х’Даблер, которая, как говорит Халприн, «показала всем изнанку танца». «Мы ползали по полу, импровизировали с завязанными глазами, вскрывали трупы, чтобы изучить строение мышц и сухожилий. Это был революционный подход», – вспоминает Анна.

Тогда же она познакомилась со своим будущим мужем. «Я увидела в холле университета красавца с трубкой в руке. Это был Ларри, – говорит танцовщица. – Мы немного пообщались, затем я позволила ему проводить себя до дома, а уже через неделю забыла, что у меня, вообще-то, был другой кавалер». Анна и Лоуренс Халприн поженились 19 сентября 1940 года в гостиной дома родителей невесты.

Молодой жене было всего 20, ее собственная карьера еще не началась, а муж собирался снова стать студентом и не мог содержать ее. «Сама мысль, что новоиспеченный супруг продолжит учиться, была дикой, – вспоминал Ларри. – Анна поддержала мое стремление получить новую профессию, и это было лучшим, что она сделала для меня». Летом 1941 года Ларри уехал, чтобы продолжить обучение в Гарвардской Высшей Школе Дизайна.

Анна продолжила учиться в Висконсине, но теперь, когда планы Ларри изменились, ее цели в танцевальной карьере сместились с выступлений на преподавание. Перебравшись к мужу, она сразу связалась с директором лучшей танцевальной школы города Кембридж и уже через пару дней вышла на работу. «Девочки были замечательными, послушными, но первое время я ощущала себя забитой маленькой еврейкой, которая случайно попала в высшее общество. К счастью, эти дети полюбили меня так сильно, что я смогла принять себя через них», – вспоминает Халприн.

Параллельно Анна работала учителем танцев в бостонском Саут-Энде, в те годы заселенном иммигрантами и представителями низших слоев населения. «Те дети были из семей алкоголиков, тунеядцев, головорезов. Я видела, что их умы и души сломлены, что они не могут выразить себя каким-то другим способом, кроме постоянного хаоса, безумия и шума, – вспоминает Халприн. – Но именно эти малыши научили меня ориентироваться в потребностях учеников, предлагать им какую-то иную, комфортную только для них свободу».

Своего мужа танцовщица научила, что искусство не терпит рамок, что это «единый способ творческого изменения и улучшения мира». Так, прослушав общий курс дизайна, Анна стала рассматривать танец как отражение архитектуры, а Ларри, в свою очередь, внес в свои проекты «элементы, вдохновленные движениями». Рецензии на выступления жены он бережно собирал: еще бы, ведь в них все критики как один отмечали ее харизму и артистичность. «Анна Халприн была рождена для театра и могла бы стать превосходной актрисой, если бы не решила стать танцовщицей», – писал о ней ведущий художественный критик Сан-Франциско Альфред Франкенштейн.

Для супругов личная жизнь и карьера были неотделимы друг от друга. Анна, например, продолжала преподавать даже на поздних сроках беременности. После рождения их первой дочери Дарии она вышла на работу уже через пару недель. Анна не перестала танцевать и в 1972 году, когда почувствовала себя плохо и резко стала терять вес. Примерно тогда же танцовщица нарисовала абстрактный автопортрет, добавив фигуре темное пятно, помеченное крестом, в области таза.

Рассматривая рисунок как послание, написанное «языком воображения, передающим сообщения содержания более глубокого, чем способно принять рациональное мышление», Анна пошла к врачу. «Он обнаружил злокачественную опухоль того же размера и формы, что и нарисованная мною накануне, и в том же самом месте», – вспоминает танцовщица. Спустя две недели Халприн удалили часть толстой кишки и один яичник. Как позже писала Халприн, ей хотелось «выбраться из тела, из комнаты, из больницы, из мира». В 1975 году появились признаки возвращения рака: кровотечение, боли в животе.

Договорившись с лечащим врачом о встрече, Анна попыталась нарисовать здоровый образ, который хотела бы станцевать. «Но дорисовав, я поняла, что не смогу: рисунок был просто не похож на меня. Я перевернула листок и яростно принялась рисовать свое новое изображение. Оно было черным, угловатым, злым и жестоким. Я знала, что эту мою темную сторону я должна была показать», – вспоминает Халприн.

Созвав небольшую группу, в которую входили Ларри, родственники, студенты и друзья, она привела их в пустую студию и начала танцевать так называемый «танец темной стороны». «Я падала на пол, кричала, вела себя как безумная, словно внутри меня шла борьба. Я надеялась очистить себя от болезни, высвободив эмоции, особенно гнев, который мешает исцелению», – объясняет танцовщица. Закончив с «темной стороной», Анна перевернула рисунок, сняла черную накидку и начала танцевать «здоровую сторону». Халприн уверена: она тогда станцевала победу над раком, и тот отступил: «Хотите – верьте, хотите – нет, но кровотечение остановилось. Врач констатировал спонтанную ремиссию».

Этот опыт в будущем стал своего рода трамплином для создания самых известных проектов Анны. «Городской танец», созданный Халприн, летом 1977 года превратил Сан-Франциско в большую сцену, а жителей – в танцоров, а «Круг Земли» собрал вокруг нее тяжелобольных людей, которые хотели исцелиться. Веря, что духовное объединение может очищать людей, Анна придумала «Планетарный танец», который она считает «исцелением и обновлением даже для тех, кто потерялся и отчаялся».

В 1978 году вместе с дочерью Дарией она открыла Tamalpa Institute, где помогает людям «обрести счастье, исцелиться и научиться творить». «Я никогда не остановлюсь. Мое тело постарело, но это особая форма красоты. Танцы на природе пробуждают древние воспоминания, которые ни за что нельзя обдумать. Это сокровища, они открываются, если их не пытаться искать», – говорит Анна Халприн. 13 июля 2020 года танцовщице исполнится 100 лет, а за неделю до этого состоится юбилейный, 40-й «Планетарный танец», который будет исполняться в 40 странах мира.